Придя домой, гасили лампадки перед иконами и вновь зажигали их от принесенных свечей.
В нашей семье не брали детей на Пасхальную вечернюю службу, но, как и во всех домах, готовили пасхальный стол. На столе в столовой были два традиционных блюда, кулич и пасха, и крашеные яйца.
Нас не укладывали спать, и мы дожидались полуночи. Ближе к полуночи приоткрывали форточки, чтобы лучше слышать колокола: чуть раньше других начинали звучать колокола с противоположного берега Невы, глухой и глубокий тон Исаакиевского собора, затем высокий и светлый звон колоколов нашей приходской церкви. И вот мы уже ничего более не могли различить в радостном многоголосье всех церквей.
Талый снег был первым предвестником весны. Снег становился серым и скользким. На смену саням приходили экипажи, и улицы становились более шумными. Когда вскрывался лед на Неве, слышались как бы выстрелы, а затем хруст сухариков. Говорили: «Лед идет», и все шли на берег смотреть на Неву с огромными плитами льда, громоздящимися друг на друга, а затем рушащимися и погружающимися в воду.
Со Стрелки Васильевского острова, перегнувшись через гранитный парапет, мы смотрели, как нос корабля, идущего по направлению к нам по вспенивающимся водам Невы, борется с льдинами, словно освобождаясь от зимних оков. На расстоянии, на правом берегу, виднелась Петропавловская крепость с ее золотой иглой, а на левом берегу, в пылающем весеннем свете, золотая игла Адмиралтейства.
В то самое время, когда перелетные птицы возвращались из дальних стран, булочники пекли маленькие хлебцы в форме птичек с двумя изюминками вместо глаз. Говорили: «Жаворонки вернулись», и к чаепитию на столе появлялись корзинки, полные этих маленьких хлебцев.
Снег сходил. По водосточным трубам с радостным журчанием сбегали потоки воды. Мы вновь наслаждались ощущением – уже забытым – солнечного тепла на своем лице. Без теплой зимней одежды мы чувствовали себя в жизни легче и счастливее.
Семья Керн
Предки моей бабушки по материнской линии вышли из Померании. Они обосновались в Саратовской губернии во времена правления Екатерины II, которая, будучи сама родом из Померании, способствовала переселению своих соотечественников на территорию России. В России они назывались «колонистами».
Мой дед Керн был родом из Прибалтики. Я была едва знакома с ним и почти ничего о нем не знаю. У меня была возможность расспросить о нем бабушку, но все, что касалось Аносовых, интересовало меня больше. Семья Керн была частью моей повседневной жизни, в то время как Аносовы в моем воображении принадлежали к героическому и таинственному миру, миру мечтаний и сожалений.
Бабушка воспитывалась в женской гимназии в Самаре, выпускницы которой становились хорошими хозяйками дома. Она рассказывала нам, что завершила свое образование самостоятельно, уже в замужестве, восполнив пробелы обучения. Она вышла замуж в шестнадцать лет. Это от нее мама унаследовала чувство юмора и дар беспристрастно оценивать свои собственные действия.
Комната бабушки выглядела старомодно. Кровать была покрыта белым пикейным покрывалом с широкой кружевной каймой, связанной крючком, и подушки лежали одна на другой в порядке убывания размера. Последняя, совсем маленькая, называлась «думка».
На столике у изголовья лежали три большие книги: Библия, «Подарок молодым домохозяйкам» – поваренная книга, которую бабушке подарили на свадьбу, и «Круг чтения», составленный Толстым, с выдержками из произведений религиозных писателей и философов для ежедневного чтения.
Как я уже сказала, бабушка взяла на себя все заботы по дому. Она никогда не оставалась без дела. Она вязала нам коричневые шерстяные юбки, отделанные синими фестонами, в которых было очень уютно в морозы. Когда мы болели, она часто спала с нами на большом диване в своей комнате, чтобы удобнее было ухаживать за нами.
Бабушка была настроена мистически. Она думала, что видимый мир и невидимый общаются непрерывно. Она верила в ангелов-хранителей и покровительство умерших родителей. Она говорила: «Детки, надо верить, что кто-то из наших предков усиленно молился, чтобы наши сыновья не пошли на войну». И действительно, насколько я помню, ни одного человека из нашей семьи не взяли на фронт. Во время войны 1914–1918 годов дядю Николая не мобилизовали. Бабушка повторяла: «Кто-то молился и молится, ибо молитва не умирает».
Она рассказывала нам таинственные семейные истории, в которых передача мыслей на расстоянии, предчувствия и предостережения играли важную роль.
Бабушка не слишком далеко продвинулась в своем образовании, но обладала глубокой мудростью. Свое мнение относительно любого события она высказывала обоснованно, уверенно и с неподражаемым остроумием. В каждом случае она знала, что нужно делать. У нее был целый букет принципов, в которые она непогрешимо верила, и их можно было применить при любых обстоятельствах.