В самом деле, гнев воспламеняется, подобно факелу, мгновенно. Будто болезнь одолела тебя, и ты уже не в состоянии отвечать за свои поступки. Впрочем, если посмотреть на это под другим углом, то, быть может, в тебя в этот момент что-то вселяется, и уже от имени этой силы ты – неизвестно, праведной ли или греховной, – поступаешь спонтанно. В известном смысле такого человека можно назвать представителем интересов его величества гнева. Ибо вряд ли сам человек ведает, что творит.
2
Аристотель в «Никомаховой этике» пишет: «Недостаток, будь то некая безгневность или что бы там ни было, осуждают, ибо те, у кого не вызывает гнева то, что следует, считаются глупцами, а также те, кого гнев охватывает не так, как следует, не тогда и не на тех, на кого следует. Кажется ведь, что такой человек не чувствует и не страдает, а недоступный гневу [он, видимо] не способен защищаться, между тем сносить унижения самому и допускать, чтобы унижали близких, низко».
Словом, гнев все-таки не всегда расценивается как недостаток. В иных ситуациях нужно ответить обидчику, ведь если тебя умышленно оскорбили, терпеть как-то предосудительно.
Да, терпение, несомненно, является благодетелью, с этим спорить никто не будет. Как и с тем, что гнев порочен по своей природе. Однако это отнюдь не означает, что в некоторых ситуациях приходится на зло отвечать злом. Иначе ты сам будешь выглядеть нелепо.
Представьте, если оскорбили ваших родных и близких, отмалчиваться тут нет никакого смысла. Вооружившись слепой яростью, ты имеешь полное право на ответный удар. Во-первых, потому что это ярость. А во-вторых, потому что слепая. Если дело дойдет до суда, то помимо мотивировки ваших действий, в качестве защитного довода всегда всплывет «состояние аффекта». Это, простите, человеческая природа.
Гневливый человек имеет массу преимуществ, кроме того что может постоять за себя. Одно из самых важных его качеств – это отходчивость. Насколько он быстро впадает во гнев, настолько и быстро исполняется спокойствием. Гневливый человек поддается настроению, зато никогда не пребывает в этом настроении долго.
Представьте отношения между мужчиной и женщиной, лишенных гнева. Несмотря на то что такие отношения на первый взгляд кажутся образцовыми, люди не склонны считать их настоящими. Если люди любят, они не могут оставаться равнодушными друг к другу. И гнев является лишь частью их неутомимой страсти. Без гнева не было бы желанного обновления отношений – условно говоря, их перезагрузки. Словом, чем быстрее он вспыхнет, тем быстрее любовь перейдет на новую стадию. И как знать, быть может, этот этап окажется более устойчивым.
А что бывает при расставании с человеком? Разве степень его гневливости не равна степени любви, которую с сожалением следует признать потерянной? Так и возникает гнев. Дипломатичность в расставании весьма лицемерна: столько хороших слов в свой адрес можно лишь узнать во время деликатного разрыва – какой ты прекрасный человек и как хорош на фоне всех остальных. Нет, бросьте, о чем вы говорите? Вот если бы ты был самым плохим, самым несносным человеком на земле, тебе было бы приятнее расставаться, ведь ты бы отчетливо понимал, как тебя по-настоящему любили. А не мнимо – за выдуманные достоинства, о которых никогда не приходилось слышать прежде. Скромность не позволяла? Едва ли.
3
Гнев – показатель искренности. Нельзя разгневаться специально, по заказу. Зато по заказу можно творить зло (и есть специально обученные люди, которые делают это профессионально). В таком злодеянии может быть расчет, но мало страсти. Во всяком случае, в их «джентльменском наборе» нет места гневу.
А вот месть, даже самая безжалостная и кровавая, имеет свое эмоциональное оправдание. Об этом хорошо знали испанцы, благодаря которым расцвела их драма. Какую пьесу ни возьми, каждый раз убийство происходит на почве поруганной чести. Но мы, читатели, не видим в мстителях злых бесов, ведь они являются заложниками задетых чувств. Возьмем фильмы Квентина Тарантино – разве в них мало жестокости и крови? Напротив, иной зритель игнорирует его фильмы – либо по причине слишком жестоких сцен, либо по моральным соображениям: дескать, он просто играет на низменных инстинктах толпы. Но разве многовековая традиция мести – за честь, доброе имя или, в конце концов, за справедливость – не достойна называться «высокой»? Гнев героини Умы Турман в фильме «Убить Билла» показателен: в нем угадывается человеческая нотка, присущая каждому из нас. Поставь себя на место героини, и ты поймешь, с чем ей пришлось столкнуться. Расправа со своими врагами выглядит резонной – здесь нет холодного цинизма. И сколько бы ни утверждал Тарантино, что месть нужно непременно подавать холодной, зритель в это никогда не поверит. Впрочем, какой фильм Тарантино ни назови, везде герой, несущий смерть, обладает обаянием, и его обаяние не в том, что он – воплощение порока, а, наоборот, в том, что он человек, с присущими человеку чувствами. Не месть ли руководит Джанго, когда он расправляется со своими обидчиками в одноименной картине? Как были неправы латиняне, сочинившие крылатый афоризм: «Юпитер, ты сердишься – значит, ты не прав»! Еще как прав, ибо достоинство гнева в отсутствии его причинности.