В этот момент где-то в квартире что-то грохнуло, засвистела вырывающаяся наружу вода. Женщина ойкнула и бросилась на звук.
– Да давайте я посмотрю, чего уж… – пробормотал Григорий и ринулся за ней.
Катя потопталась на площадке, затем вошла в квартиру и прикрыла за собой дверь.
Из открытой настежь ванной комнаты доносились отрывистые голоса Григория и хозяйки квартиры. Катя заглянула осторожно, увидела их, мокрых, встрепанных, мечущихся в бьющих во все стороны струях воды.
– Ключ у вас есть? – выкрикнул Григорий.
– Ой, сейчас, – отозвалась женщина. – Где-то был, я найду…
– Подержите там! Ага, так-то, нас голыми руками не возьмешь.
– Осторожнее голову! Там полка еле держится!
Катя удивилась, как быстро они нашли общий язык. Кажется, уже понимали друг друга с полуслова, вместе там что-то закручивали, смеялись. Про нее все забыли.
Она прошлась по квартире, осторожно заглядывая в комнаты. Их было всего две, и Катя очень быстро поняла, что женщина живет одна – никакого намека на присутствие в квартире мужчины не было. Везде книжки, косметические баночки, небрежно брошенные чулки. В прихожей под вешалкой – только туфли и босоножки. Значит, она снова опоздала? Отец успел уехать уже и отсюда?
Девочка устало опустилась на диван. Она так далеко ехала, так долго сюда добиралась – и опять никого не нашла.
Зато дядя Гриша, кажется, нашел – вон как выставляется перед незнакомой теткой, мастер на все руки, тьфу!
А про Катю и думать забыл…
Григорий и хозяйка квартиры провозились в ванной почти два часа, чем-то гремели, грохотали, переговаривались, иногда сквозь плеск воды доносились взрывы их смеха. Наконец им удалось, кажется, победить строптивый кран, и они появились на пороге комнаты, оба мокрые с ног до головы и вымазанные ржавчиной.
– Спасибо вам, спасибо огромнейшее, вы просто меня спасли, – горячо говорила Григорию женщина. – Вы представляете, я ведь в ЖЭК еще утром позвонила, и до сих пор не изволили появиться. Если бы не вы, я бы просто не знаю что делала.
– Да ну, что вы, Надя, в самом деле, – с деланым смущением отмахивался Григорий, но Катя заметила, что глаза его, похожие на кофейные зерна, так и сияли: рад был понравиться симпатичной тетке.
– Как неудобно получилось… – качала головой Надя. – Боже мой, вы весь мокрый! Я даже не знаю… Может быть… Может быть, я вам дам сейчас что-нибудь переодеться, а вашу одежду – в машинку? Это быстро, у меня с сушкой.
– Да не беспокойтесь вы, – широко улыбался Григорий.
– Но как же… вы же не можете на улицу в таком виде. Пойдемте, кажется, у меня осталось кое-что, что может вам подойти.
В соседней комнате Надя хлопала дверцей шкафа, потом Григорий уходил переодеваться в ванную и наконец объявился снова – в чужих брюках и рубашке.
«Это, наверно, папины вещи», – ревниво подумала Катя.
То, что дядя Гриша облачился в одежду, некогда принадлежавшую ее отцу, показалось ей почему-то отвратительным, противоестественным.
– Ну вот и отлично, – улыбнулась ему Надя. – Я сейчас чаю сделаю, пока ваша одежда постирается.
– Вообще-то мы по делу пришли! – подала, наконец, голос Катя.
Надя обернулась, оглядела девочку. Кажется, она впервые вспомнила о ее существовании.
– Ой, боже мой, да что у меня с головой сегодня, – засмеялась она. – Это все этот проклятый кран. Я же вас даже не спросила, по какому вы вопросу.
– Нам нужен Горчаков Иван Алексеевич, мы к нему приехали. Издалека! – отрывисто бросила Катя.
Надежда почему-то помрачнела, уголки губ дрогнули:
– Так вы к Ване? Понятно. Только дело в том, что он здесь больше не живет. Уже с полгода. Мы… Как это говорится? Разошлись. Не сошлись характерами. А что у вас к нему? Что-то важное?
Катя замерла. А Григорий от ее слов, наоборот, как будто воспрял духом, приосанился и заговорил:
– Тут, видите ли, Надя, какое дело…
Катя и ахнуть не успела, как он уже выложил этой незнакомой Наде всю ее историю. И про мать, и про брата, и про давно потерянного отца, про все их приключения в эти несколько дней. Не упомянул только об объявлении, которое они увидели сегодня в газете. Девочке стало обидно, что такой чуткий и понимающий дядя Гриша вдруг вывалил все ее злоключения какой-то едва знакомой тетке. Она фыркнула и принялась смотреть в сторону.
Надя сняла очки, заморгала. Лицо ее сделалось какое-то беззащитное, нежное. Она была симпатичная, эта Надя, Катя не могла этого не признать, но от этого прониклась к ней неприязнью еще больше.
– Гриша, какой вы молодец… – вдруг почему-то проговорила Надя. – Посторонний человек и так близко к сердцу приняли чужую беду. Даже не верится, что в наше время еще бывают такие люди…