Под одним из таких столбом и остановился Шайтан. Вглядываясь в незнакомые очертания улицы, в контуры чужих домов. Долго вдыхал он будоражащий червы прохладный воздух и, не обнаружим ничего подозрительного, и вялой походкой поплелся к заросшему крапивой, наклонившемуся забору.
Улегшись поудобнее, он почувствовал, как смертельно устал, как ноет спина, как мучительная жажда стальным обручем сдавила горло. Вытянув голову он нашел несколько съедобных стебельков травы и проглотил их. Дышать стало легче. Сырая земля холодила живот, грудь, лапы, спина же горела невыносимо. Проклятый огонь пробирался всюду и жег, жег, не давая передышки. Шершавым языком Шайтан стал зализывать обожженное место, глотая слюну и клочья шерсти.
Желтый месяц барашком скакал по хребтинам уродливых туч и с интересом глядел на пса. Он и не догадывался, как Шайтану хочется поплакать, рассказать кому-нибудь, пожаловаться на нестерпимую боль, раздирающую тело.
Казалось, лунный серп даже удивленно вздрогнул, когда пес, подняв к небу морду, издал короткий жалобный вой, взметнувшийся к мерцающим, далеким звездам.
Во дворах всполошились собаки, и темная ночь загудела от собачьих голосов. Сколько было их, породных и беспородных, сильных и слабых псов, услышавших голос, жалующийся на дикую боль, молящий об исцелении. Все откликнулись на одинокий вопль и, огласив жуткую темь своими обидами, стали жаловаться луне и звездам... Собачья симфония летела над уснувшими домами.
Понемногу боль начала отходить, да и ощущение свободы помогало Шайтану забыть про мелочи жизни, забыть обо всем, что осталось в прошлом. Во вчерашнее не должно быть возврата. Лучше голодная смерть, чем повторение пяти лет жизни, похожих на тяжелый безрадостный сон. Ему бы только дождаться, когда утихнет боль, и он уйдет из города, чтобы никогда больше не возвращаться сюда.
Шайтан горько вздохнул. Где ты, друг Вовка, в какой стороне? Наверное, где волнуется под ветром море тайги. где курлычут пролетающие в небе журавли... Как хочется услышать твой голос, почувствовать прикосновение твоей теплой ладони.
Совершенно обессилев от боли и пережитых волнении, от воспоминаний, путая действительность с отрывками сновидений, Шайтан наконец заснул глубоким сном.
Забрезжило утро, расползаясь серой дымкой в ущельях и оврагах, наводняя безмятежно дремавшую землю неясным шумом. Вздохнула земля тяжело и грузно, недовольно стряхивая со своего тела сладостную дрему. Побежали от ее вздоха в разные стороны быстрые ветры подымать на ноги все живое. «Вставайте! Вставайте!»—требовательно шумели ветры, бегая по крышам домов, стуча ставнями, скрипя воротами, взъерошивая зеленые волосы берез и тополей. «Уже утро! Утро! Не проспите рождение нового дня. Восток горит сегодня таким алым пламенем, какого вы еще не видали. Уже огненные стрелы прочертили голубое небо и скоро вонзятся животрепещущими лучами в луга и пашни. Вставайте! Вставайте! Вставайте!»
Шайтан продолжал спать. Его не разбудила поднявшаяся вокруг суматоха. Однако во сне он тоже встречал солнце. Ему снилась зеленая поляна, окруженная нарядной стеной молчаливого леса. Он мощными прыжками пересек ее и по крутому склону, следуя за убегавшей в неведомое тропинкой, поднялся на уступ, круто обрывавшийся над затерявшимся в тайге озером. Оно, покрытое белым дымом тумана, слабо плескалось у подножия скалы, и слышно было, как ропщут камыши на безмятежные волны.
В вышине горело бирюзой безоблачное небо, чистое, светлое, как родниковая вода, и лишь внизу под уступом продолжал клубиться туман, судорожно цеплявшийся за барашки волн, за острые листья камышей. Но сила нового сияющего дня победно пробила в нем широкую брешь и уничтожала по кусочкам казавшееся непобедимым и всемогущим белое царство. Вслед за ночью был сражен еще один противник света — туман.
Несокрушимо, как глыба, как живой камень, который нельзя столкнуть, испугать, убить, стоял Шайтан и глядел на восток, ожидая появления солнца. И он дождался. Брызнули золотистые лучи на его лапы, грудь, зажгли на его шерсти тысячи маленьких огоньков. Великое солнце — начало всех начал, всему живому благословение, озарив все вокруг светом, дарило земным обитателям и ему тоже священное право на жизнь.
Когда Шайтан проснулся и приоткрыл глаза, он зажмурился от встречи с настоящим солнцем. Наступил тревожный, но радостный день, первый день самостоятельного существования на умытой росой земле. Как примет она его, сыном или пасынком? Нальет тело здоровьем и укрепит духом или заставит тлеть крохотным угольком, подвластным любому, кто захочет его погасить. Что ждет его?