—Я не согласен,— решил высказаться еще один охотник,— по-моему, корень зла лежит гораздо глубже. Пока собаки предоставлены сами себе, появится еще не одна бродячая стая. И мне кажется, с каждым годом число их будет расти. Они чувствуют, что не нужны людям, стали лишними. А они не хотят быть лишними. Не нужны людям? Пожалуйста! Уйдут в лес. Лично мне нравятся бродячие псы. Если их попытаться сравнить с теми собаками, что изо дня в день возле мусорных ящиков вертятся, каково получается? Обыкновенные Шарики, Тузики плюнули на недостойную жизнь и ушли в лес. Объединились в стаю и ведут вольный образ жизни. Вы думаете, им легко? Им тяжело, братцы, и очень. И тем не менее они существуют. И не просто существуют, а живут самой настоящей полнокровной жизнью. Таково мое мнение. Жить так жить. Лучше взлететь над миром однажды, окинуть взором леса и горы, вдохнуть струю вольного воздуха и, сложив крылья, шмякнуться о землю, чтобы она разом поглотила тебя и травами над тобой зашумела, чем всю жизнь пресмыкаться.
Далеко за полночь уставшие люди улеглись возле костра. Палатку решили не ставить.
Вовка лег на охапку сухих трав, протянул ноги к костру и замер. Стоило подольше задержать взгляд на склонившейся мохнатой еловой ветке, как воображение рисовало голову пса, вспоминался Шайтан. Где-то он сейчас? Может, тоже сейчас в какой-нибудь бродячей стае. «Эх, батя, батя! Ты думаешь, я тебе поверил, когда ты рассказывал мне о гибели Шайтана? Мне ли не знать тебя. Дожил до сорока пяти лет, а обманывать не научился».
Вовка давно подметил за отцом одну черту, о которой конечно, знал и сам отец, но ничего не мог с собой поделать. Когда отец врал, он отводил глаза. Вот и в тот субботний день он поведал сыну о гибели сорвавшегося с цепи Шайтана под колесами автобуса.
—Где, когда? В каком месте?—спрашивал мальчик с дрожью в голосе.
—На углу, возле магазина «Лотос»,— ответил отец,— Какой-то старик погрузил его на санки и увез. Наверное, шкура понадобилась.
«Неправда, папка,—хотелось крикнуть Вовке.— В глаза почему не смотришь?»
Потом он почти ежедневно приходил к магазину «Лотос», почему-то надеясь, что если Шайтан жив, то непременно появится именно здесь. С друзьями мотался по поселку в поисках пса, расспрашивал знакомых и незнакомых. Однако продолжительные поиски ничего не дали. Пес как сквозь землю провалился.
Однажды в воскресенье под вечер вошел отец в дом и с порога весело сказал:
—Держи, сын, щенка. Из питомника. Настоящая сибирская лайка. Про Шайтана забудь, не вернешь теперь.
—Не забуду,— буркнул Вовка, однако щенка взял и долго смотрел на черный попискивающий комочек.
Отец заметил недовольство сына, похлопал по плечу и сказал:
—Спорим, что ты полюбишь его больше, чем Шайтана?
—Никогда,— твердо ответил Вовка.
— Спорим?
—Спорим.
Вовка проиграл. Щенка он назвал Шайтаном в память о «волкодаве».
Не спит Вовка. Скоро уже рассвет. Разольется над лесом туман, упадет роса. Поднимется над горизонтом солнце. Для кого-то в первый, для кого-то в последний раз.
Умоет оно огненными брызгами заспанную землю, уберет жаркими руками с лица ее туман и сырость, зазвенит в ветвях берез валдайским колокольчиком, загудит в тяжелых прядях кедровых крон вечевым колоколом, обольет голубизной небо.
Поутру вспыхнет осенний лес красными, желтыми, багровыми кострами. Пробегут костры по горам и долинам, и разольется по земле мощный пожар. До самой ночи будет гореть он ярким пламенем без чада и дыма. Наступят сумерки, и уймется пожар до следующего утра.
Сегодня многие псы в последний раз встретятся с солнцем. Жалко Вовке собак. Только что теперь поделаешь? Суровая необходимость приказала поднять ружье...
Никогда он не предполагал, что сможет убить собаку, но этих собак нужно, просто необходимо уничтожить...
Наконец задремал и Вовка. Заснул тихо, незаметно, с улыбкой на губах.
В вершинах елей шумел легкий ветер. Ночная мгла черной стеной окружила костер, тянула к нему руки и, обжигаясь, отскакивала прочь. Посеребренная луна устало скользила над спящими людьми, заглядывая им в лица. На Вовке она задержала свой взор. Ей, далекой и таинственной, не чужда нежность. «Спи, парень. Спи,— шепчет она.— Спи».