Цепляясь за кусты и камни, Вовка продолжал спускаться и был вне зоны огня.
До псов было далековато, но недаром Петр, заряжая патроны, сыпал по полторы мерки дымного пороха. Он не почувствовал отдачи. Приятно резанул уши собачий вопль.
—Попал,—облегченно вздохнул Маслов.
Дым рассеялся. У подножия скал, опустив безжизненно руки, стоял Вовка.
«Хорошо стреляет»,— мрачно подумал он.
Среди редкой травы, смертельно раненный в шею, катался серый кобель. Еще один подранок, тяжело волоча зад, кинулся за стаей, но, быстро отстав, притаился за плотной стеной шиповника.
Как Вовка ни кричал, Шайтан во главе стаи умчался прочь, не обратив на него внимание.
Тяжело дыша, подошел Маслов. Он подал Вовке ружье и мирно сказал:
—Ты случайно не того? Не чокнулся?
—Нет.
—Чего же тогда вытворяешь? Они хуже волков. Сожрут и пуговиц не оставят... Ну, да ладно. Все хорошо, что хорошо кончается. Пошли, что ли, посмотрим на крестника.
Они подошли к умирающему кобелю.
—Считай, готов,— дал заключение Петр.
Кобель с невероятным усилием оторвал от земли голову. Он попытался оскалиться, показал два ряда окровавленных зубов, и вдруг — усмешка. Самая настоящая усмешка пробилась на искаженной от боли морде, повернутой к людям.
Невидящие глаза, прощаясь с миром, наливались пустотой. Голова медленно клонилась к земле, чтобы никогда больше не оторваться от нее. Ничего не выражающие глаза подернулись стеклянной дымкой, и только жуткая усмешка продолжала бороздить пепельно-серую морду зверя.
—Легко умер,— констатировал смерть Маслов.— По- моему, были подранки.
—Да, были,— отрешенно ответил Вовка.— Один, он спрятался за шиповником. Вон за тем.
—Ничего, он от нас не уйдет. Теперь пошли на свое- место, не то Осолодков задаст нам жару. Ты это,—Петр сделал паузу,— в общем, не распространяйся насчет своей выходки. Ни к чему. И тебе и мне только вред.
—Угу,— промычал в ответ Вовка.
...Послышались новые выстрелы.
—Микола с Витькой палят. Во дают жару, не то что мы. И все из-за тебя. Ну да ладно, чего уж теперь. А ты не раскисай. Чего скис-то? Не девочка. Хочешь охотником стать, помни: в коллективной охоте зачастую от тебя зависит жизнь товарищей. К примеру, взяли тебя на медвежью берлогу, подняли зверя. Ты, значит, как мягкосердечный, стрелять не желаешь. А то не кумекаешь, что выгодная позиция у одного тебя,— Маслов пристально посмотрел на Вовку.— Ты, я вижу, меня не слушаешь. Как хочешь,— он обиженно зашмыгал носом.
—Наши идут. Гляди, как крадутся.
Охотники шли, заглядывая под камни и кусты.
—Э-гей,— крикнул Петр и, сорвав с головы облезлую заячью шапку, стал махать ею.
Они вновь спустились вниз.
—Мы четырех уложили,— сказал Степан.— Как у вас?
—Один готовый и один подранок. Спрятался вон за теми кустами. Добить нужно,— добавил Маслов.
Черная с большим белым пятном на боку сука, злобно щелкая зубами, следила за движениями охотников. Она не пыталась убежать, видно, понимала, что ей не уйти. Она грозно рычала, поднимала на загривке шерсть, обнажала крепкие клыки.
— Кто добьет?— спросил Осолодков.
Охотники передернули плечами и сделали шаг назад.
Петр поднял ружье.
— Мой подранок, я и избавлю его от мук,—сказал он и с пяти шагов выстрелил в пса.
Когда дым рассеялся, все увидели, что мертвая собака лежит в самой мирной позе, голова ее упала на лапы, и издали казалось, будто она просто отдыхает, утомившись от длительного, изнурительного бега за дичью.
...Возбужденные охотники подсчитали трофеи.
—Семнадцать собак, из них тринадцать кобелей, три суки и один щенок. Рыжего нигде не нашли,— доложил Осолодкову руководивший подсчетами убитых псов Степан.
—Думаешь, кроме рыжего, остальных собак всех взяли?
Кто его знает? В прошлый раз я восемнадцать насчитал. Может, и ошибся. А вот щенков точно двоих видел.
—Как же мы рыжего упустили?— почесывая подбородок, сказал Осолодков.
-— А черт его знает, как он ухитрился смыться.