Тяжело дыша, Альба замедлила бег.
Над темными водами Тайгала, над шуршащей стеной камышей, над черными скалами продолжала висеть глухая и тревожная ночь. С озера тянуло холодом и сыростью. Пахло водой, тиной и какой-то гнилью. Неподалеку виднелись пещеры. Их широко раскрытые глаза с жадностью вглядывались в посеребренную мутной луной полоску воды: словно в слабо искрившихся водах должна была появиться их добыча.
Но разорвет уснувшую тайгу протяжный вопль, взлетит в отчаянии последний крик, и содрогнутся воды Тайгала, поникнут прибрежные кусты. Лишь одни пещеры оживут и возрадуются прощальное эхо будто согревает их каменные сердца и ласкает гранитные уши.
«Грызитесь, звери, рвите друг другу глотки, боритесь за место под красным солнцем. На этом построена ваша жизнь. А капельки пролитой нами крови, застывшие на каменном полу, будут для нас теми же цветами, что радуют вас на зеленом лугу. Спешите к нам. звери, спешите».
Альба поежилась. Никогда она больше не ступит под эти каменные своды, похожие на гнусные ловушки.
Погода испортилась. По небу побежали рваные тучи. Желтая луна устало скатилась за горный хребет. Сделалось совсем темно. Решив дождаться рассвета, Альба выбрала место посуше и грузно повалилась набок, придавив телом редкие стебли осоки,
Щенок лег напротив и, подражая ей, шумно раздувал ноздри. До него доносились странные собачьи запахи, отдававшие чем-то сладковатым и приторным. Они назойливо плыли вдоль берега, необъяснимо будоража нервы.
На отмели возились водяные крысы. Они плескались в воде и громко грызли водоросли. Щенок грозно заворчал в их сторону. Возня крыс ненадолго прекратилась. Зато потом они с удвоенной энергией принялись пищать, шуметь, и Рыжик понял, что связываться с нахальными соседями — дело безнадежное.
Ночное путешествие не прошло для Альбы бесследно. Только сейчас она почувствовала мертвецкую усталость, ломоту в костях, шум в голове и боль в груди. Давно ей не приходилось пробегать подобные расстояния в кромешной тьме, когда все чувства напряжены до предела. Она знала, что боль отпустит, что перестанут дрожать ноги и исчезнет шум в голове. Все это пройдет, как проходило и раньше.
Незаметно для себя она задремала. А когда вновь открыла глаза, то увидела начинавшийся рассвет. Редкие
клочья тумана бесшумно ползали в зарослях камышей, и восток уже из серого постепенно превращался в молочный, а над самыми верхушками деревьев прорезалась алая полоска.
Заметив пробуждение матери, Рыжик встрепенулся, шустро вскочил на ноги и, радуясь -рождению нового дня, толкнул ее головой. Альба отвернулась, давая понять щенку, что играть не намерена. Рыжик в нерешительности потоптался на одном месте, потом зевнул, широко раскрыв пасть, и, сожалея, что с ним не хотят играть, лег рядом.
Только сейчас Альба почуяла знакомый, сопутствующий всем ее бедам запах. Так пахнут мертвые псы.
ПРОЩАЙ, ТАЙГАЛ!
От трупа к трупу перебегали мать с сыном. И только голые камни да серое небо вместе с ними оплакивали погибших псов.
Дикая тоска рвалась наружу. Не в силах противостоять ей, Альба судорожно дернула шеей, и хриплый вой полился из ее пасти тоскливым ручейком, направляясь к темным водам Тайгала.
Рыжик недоуменно смотрел на мать и, поначалу испугавшись боли, которая рвалась из горла Альбы, несколько раз гавкнул на нее.
Альба не удостоила его вниманием, продолжала извергать новые скорбные звуки.
Щенок задрожал всем телом, начиная понимать, какую страшную мелодию выводит мать, и незаметно для себя, еще не осознав до конца, кого он оплакивает, стал подвывать Альбе.
Грустная песня лилась из двух глоток, как льется падающая со скалы вода. «Мне больно! Больно!»— кричит она, ударяясь о каменистое дно. «Мне больно! Больно!»— кричали псы.
Трупы начали разлагаться, и воздух вокруг был густо насыщен смрадом. Лежали псы в разных местах, кое-как присыпанные камнями. Вороньё черными тучами вилось над скалами. Рой за роем подымались они с мест кормежки, неистово горланя. Особенно нахальные отбегали при приближении собак в сторону и, раскрыв клювы, злобно смотрели черными бусинками глаз. Рыжик кидался на них, но они, отлетев чуть подальше или рассевшись на нижних ветвях соседних деревьев, продолжали следить за живыми псами.