Затравленной собачонкой, с неприкрытой завистью, как смотрит тяжелобольной на здорового, смотрела Альба ему вслед. Если бы ей повезло в жизни, как этому псу, разве ушла бы она от людей, променяла бы крышу над головой
на жалкие каменные норы, не спасающие от сырости и мороза...
Рыжик стоял рядом и с нескрываемой досадой смотрел большими карими глазами на мать, безмолвно вопрошая: «Почему мы не побежали за этим псом? Ты же видишь, как бодр он и весел и ничего не боится. Мы тоже станем такими».
Альба легла на корни старого, в обрывках седого мха кедра и, уныло слушая журчание воды, кипевшей под упавшей в речку толстой осиной размышляла. Завидуя незнакомому псу, она в душе не могла согласиться с сыном.
«Ты еще очень мал, Рыжик, не можешь понять многого,— могла бы она ответить ему.— Не смей завидовать этому слишком счастливому псу. Он живет и радуется, пока не надоест хозяину. Он простая и недорогая вещица, зависящая во всем от прихоти людей. Ты не знаешь, что такое цепь и ошейник. Я же встречала псов, которые вполне серьезно считали, будто родились с ошейником на шее. Да и как можно думать по-другому, если они не помнят себя без извивающейся следом ржавой змеей цепи. Этому псу повезло. Он действительно бодр и жизнерадостен. Мы же счастливы по-другому. Мы ни от кого не зависим. Радостно сознавать, что ты хозяин и властелин своей жизни, что ты вправе распоряжаться ею по своему усмотрению.
Поверь, глупыш, ты вырастешь большим и сильным, и этот огромный лохматый пес будет трепетать перед тобой. Я уже вижу, как он падает на спину и неуклюже поднимает лапы... Нам бы только до лета дожить, дождаться, когда вновь по лесу побегут вольные псы, искатели приключений, смелые и отчаянные головушки, твои будущие братья по стае».
Рыжик выглядел для своего возраста довольно хорошо. Бродячая таежная жизнь наложила на него отпечаток, заставив расти смелым, сильным, здоровым. Грубая и тяжелая голова, подвижная шея, прямая спина, широкая грудь, еще не успевшая обрасти твердыми мышцами и потому
казавшаяся несколько угловатой, толстые мощные ноги, легкая бесшумная поступь, подозрительность, унаследованная от отца, злые огоньки в глазах, безудержная ярость, с какой он бросался на енота или на зайца, выдавали в нем дикого зверя, хищника.
Даже Альба порою побаивалась сына, чей свирепый характер доставлял ей радость и одновременно внушал опасения. Но ей ли не знать, каким должен быть вожак собачьей стаи?..
Привыкший к различным уступкам со стороны матери, Рыжик не желал ей уступать ни в чем. Были моменты, когда нахальный сын, благодаря своей резвости, перехватывал дичь у нее из-под самого носа, а то и забирал силой. И все-таки старая Альба не допустила между ними ни одной драки. С нескрываемым упреком смотрела она на Рыжика, поедавшего ее добычу.
С годами улетучились в неизвестном направлении ее злость и ее решительность. Она могла бы еще потягаться силами с неблагодарным сыном и дать ему хорошую трепку, но всякая мысль о драке приводила ее в угнетенное состояние и наполняла мышцы смертельной усталостью.
Она Старела. Старела не по дням, а по часам. Поймав длиннохвостую мышь, она долго жевала ее истертыми зубами и, проглотив, продолжала лежать на земле, отдаляя момент, когда нужно снова вставать и опять куда-то идти.
Они коротали ночь под огромным выворотнем. Во время прошлогодней бури на землю упала старая ель, подняв над землей обломанные корни с застрявшими между ними пластами, черной земли. Торчали коренья в разные стороны морщинистыми желтыми руками.
В небольшом углублении было тихо и тепло, только изредка сверху осыпалась земля.
На рассвете лес наполнил плывущий со всех сторон легкий шорох. Рыжик тревожно прядал ушами. Пахло чем-то новым и свежим. Выпал первый в этом году запоздалый снег.