Наконец барсук перевел дыхание, и Рыжик, воспользовавшись краткой передышкой, поднялся на ноги.
Старый барсук предоставлял возможность молодому псу спастись бегством. Ему была ни к чему собачья жизнь.
Но Рыжик и не думал уносить ноги. Ему была позарез необходима барсучья жизнь, Теперь он стал действовать предельно осторожно, надеясь на скорое возвращение матери. Вдвоем бы они быстро управились со строптивым зверем.
Барсук уже устал, и Рыжик решил довести его до полного изнеможения. Ему, бродяге, пробегавшему за день до ста километров, не составляло особого труда заставить попотеть приземистого, на коротких ножках, толстого зверя, заплывшего жиром перед предстоящей зимней спячкой.
Завертелись в стремительном танце, поднимая в воздух снежную пыль, два зверя.
Стремительный и быстрый Рыжик огненным смерчем носился вокруг барсука, заставляя вертеться того полосатой юлой. Однако, пытаясь укусить зверя, он всякий раз встречал зубастую пасть, и псу приходилось отступать.
Барсук оказался на редкость проворным и выносливым.
К тому же Рыжик обратил внимание на растущую смелость зверя.
Поняв, что рыжий нес не сможет причинить ему вреда, барсук успокоился, а вместе с успокоением к нему вернулись уверенность и решимость. Барсук словно раздался в груди и стал выше, ростом, а пес из яростного хищника превратился во что-то маленькое и алое, осознавшее свое бессилие и лишь из упрямства продолжавшее кружить во круг барсука, сотрясая воздух грубым лаем и роняя на снег сгустки желтоватой пены.
Прошло уже довольно много времени, но мать почему-то не появлялась. И вдруг как гром с ясного неба со стороны барсучьей норы послышался неописуемо страшный вопль Альбы.
У Рыжики шерсть поднялась дыбом. Забыв про противника он крупной рысью помчался на полный горечи и отчаяния зон. То, что он увидел, заставило его съежиться и против поли попятиться назад.
—Р-р~р,—зарычал он.
Альба едва стояла на ногах. По груди сочилась кровь. Мать беспомощно поворачивала голову, не видя и не слыша Рыжика. На месте глаз зияли две страшные раны.
Альба опять громко взвыла, и Рыжика охватила нервная дрожь. Впервые злая судьба нанесла по нему ощутимый удар, лишив зрения мать, которая стояла на снегу жалким слепым существом и ничего, совершенно ничего, кроме беспомощности, не представляла.
Казалось, Альба плакала. Капельки крови, как слезинки. стекая по морде, беззвучно падали на белый снег, покрывая его апельсиновой корочкой...
Повалил крупный пушистый снег. Снежные хлопья, подолгу кружась в воздухе, мягко ложились друг на друга, увеличивая нежный и прохладный ковер, пряча раскиданные по склону кровавые рубины.
Альба затихла.
Приблизившись к ней, Рыжик лизнул ее в нос, но она не подняла даже головы. Тогда он старательно стал зализывать раны на ее морде.
Альба морщилась, едва слышно скулила и все старалась куда-то ползти.
Перестал валить снег, и вновь выглянуло солнце. Оно серебрило верхушки деревьев и кое-где, пробившись сквозь зелень кедров, бросало на снег уродливые тени.
Рыжик звал Альбу, просил подняться и следовать за ним, подбадривая ласковыми прикосновениями, умолял сдвинуться с места.
Альба замерла. Ей уже ничего не хотелось. Ни ползти, ни вставать, ни идти опять куда-то. Для нее все кончилось так нелепо и случайно... Да и случайно ли? Не венец ли эта последняя схватка всей ее жизни?
Кромешная тьма окружала Альбу, погрузив ее в черный непроницаемый дым. Уловив прикосновение едва ощутимого солнечного луча, она, еще на что-то надеясь, подняла голову и посмотрела в сторону солнца. Неужели даже его, не позволявшего смотреть на себя, заставлявшего слезиться от нестерпимого блеска глаза, она не разглядит?..
Черный дым продолжал виться огромными клубами, не оставляя для нее ни малейшего просвета.
Рядом слышалось урчание Рыжика. Измазав морду и грудь барсучьим жиром, отчего шерсть на груди слиплась и торчала в разные стороны тонкими сосульками, и подозрительно поглядывая на Альбу, Рыжик жадно глотал мясо. Ему казалось, что в этот момент Альба может прозреть и тогда без промедления предъявит права на свою долю.