Выбрать главу
Возле тонких рябин они собирали осыпавшиеся ягоды. Доставали их из-под снега. Изредка срывали зубами с низкорастущих ветвей. Особенно приятно было, высоко подпрыгнув, поймать гнущуюся под тяжестью темных плодов веточку и, сломив ее, хватать пастью тяжелые шапки ягод, ощущая, как живительная прохлада переходит в желудок и наливает истощенное тело новой силой.
Очень часто попадались рябины, сломанные медведем, большим охотником до сладких ягод. Косолапый больше ломал деревья, чем пожирал с их веток сочные плоды. На месте его былых пиршеств торчали темные пеньки да выглядывали из-под снега сломленные вершины.
Рыжику пока везло. За прошедшую неделю он дважды ловил белок, сумел поймать несколько мышей и отыскал в ложбинке замерзшего зайца.
До прихода Альбы, которая по нюху шла строго вслед, он успел съесть самые мягкие и вкусные части зайца, оставив ей голову, внутренности и ноги.
Альба жадно обсасывала кости и, вороша в памяти прошедшие зимы, неожиданно сделала вывод: им еще везет. Пока везет. Уж она-то знает, на своей шкуре испытала, что такое невезение. Ударит завтра, а может быть сегодня к вечеру, мороз, заохают деревья, загудит, ломаясь, лед на реке. Будто повымрет тайга. Куда что подевается — неведомо. День бродишь по тайге впустую, второй, третий-— и уже перестаешь замечать их смену.
Пусто в тайге. Скачет по ветвям невидимый мороз. Обронит на снег еловую шишку, и вновь тишина, глухая, тревожная. Будто живая, глядит тайга со всех сторон и молча приказывает:
«Ложись на снег и не шевелись. Ложись. Ложись. Ложись».
«Нет и нет,— мотает пес головой.— Не согласен я. Хочу жить».
«Хочу жить. Хочу жить»,— повторяет тишина...
Оставив на снегу несколько гладких обглоданных костей, которые не могли перемолоть собачьи зубы, псы побрели дальше.
Каркнет ворона, закричит сойка, псы уже торопливо направляются в сторону птицы. Птицы любят кричать, когда есть чем поживиться. Это усваивал Рыжик с помощью Альбы.
ВСТРЕЧА С ЕНОТОМ
Однажды, оставив далеко позади мать, Рыжик услышал очередное птичье представление. Неподалеку, за молодыми пушистыми елками, подняли отчаянную болтовню сойки.
Рыжик стремительно бросился на звуки.
«Мое»,— хрипло выдыхает пес.
Но пировали не птицы. Выскочив на маленькую, обрамленную березками полянку, он увидел енота, жадно пожиравшего какую-то птаху.
Енот вовремя заметил близкую опасность. Он бросил добычу, потому что в данный момент мог сам оказаться ею, и, прокладывая в снегу приземистым телом неглубокую траншею, бросился наутек.
На истоптанном снегу валялись серенькие перышки и остатки рябчика. Не выдержав искушения, пес подобрал все без остатка, исключая разлетевшиеся в стороны перья, и только потом ринулся следом за енотом.
Енот торопился. Грозный пес с оскаленной пастью рыжим призраком летел за спиной.
До спасительной норы, где енот мирно проспал около месяца и откуда, разомлев от неожиданно опустившегося на землю тепла, вылез только сегодня в полдень, оставалось совсем немного.
Нору начали строить барсуки, но по каким-то одним
им известным причинам прекратили строительство и ушли в неизвестном еноту направлении. Нора была небольшой и представляла собой единственный узкий ход длиной около пяти метров. Первое время енот недолюбливал свое жилище, расположенное почти на открытом месте. Ему не нравилась и рядом стоящая ель, и то, что ее корни затрудняли продвижение в норе, и что стенки часто осыпались.
Однако с наступлением зимы, когда уже выпал снег, другую нору найти было почти невозможно. Теперь же, когда по его следам гонится страшный зверь, енот спешил к этому жилищу как к своему спасению.
Енот основательно уже устал. Неприспособленный к передвижению по снегу, он тонул в самых маленьких сугробах.
Замешкавшись, енот оглянулся, и сразу же за распадком, который он только пересек, меж стройных елей мелькнул рыжий огонек.
Енот бросился через нагромождения скал, подгоняемый жутким предчувствием надвинувшейся, непоправимой беды. Зверек ловко преодолел засыпанную снегом расщелину.