Вот и конец опасному участку пути. Енот обернулся, Огоньки торжества мелькнули в желтых глазах, но тут же погасли. Преждевременное торжество могло обернуться страшной бедой. Лишь возле норы он действительно будет в безопасности. Он вновь кинулся вперед, и опять рыжий призрак побежал за ним следом, норовя оттоптать пятки.
Перед расщелиной Рыжик недоуменно остановился. Ему еще не приходилось видеть такой глубины, которую необходимо было перепрыгнуть.
Енот уже был на другой стороне.
Бежали секунды, лениво качал ветвями молодой кедр, попискивали желтенькие синички, тонкая рябина, густо увешанная шапками ягод, слабо подрагивала под возившимися на ее веточках дроздами, и никому не было дела до рыжего пса, продолжавшего изучать расщелину. Каждый был поглощен своим занятием и своими заботами.
Проложив по краю расщелины тропу, а в одном низком мосте чуть не съехав вместе со снегом в пропасть, Рыжик вдруг понял, что теряет драгоценное время, что енот может скрыться... Почти без разбега Рыжик вмиг перемахнул расщелину и помчался по следу дальше, не останавливаясь больше ни перед какими преградами, стремясь настигнуть жертву.
Поверив в свое спасение, енот бежал легко. Какой удачный день! Ему посчастливилось поймать рябчика и уйти от зубов собаки. Он оглянулся, надеясь увидеть позади одинокие деревья и чистые лоскутки снега, но опять увидел мчавшегося во весь дух рыжего пса.
Енот отчаянно завизжал и, что есть мочи заработав короткими ножками, часто падая и вновь подымаясь, потянул мелкую бороздку в ноздреватом снеге до темневшей возле кряжистой ели норы.
Одной секунды не хватило Рыжику дотянуться до зверька. Он с разбега просунул голову в темную щель, еще надеясь поймать енота за хвост. В нос ударил противный запах отхожего места. Пахло до того гадко и скверно, что у Рыжика запершило в носу.
Он потянул крупную голову из норы, но тут же понял, что застрял. Тогда, упираясь ногами, он с новой силой потянул голову и, до крови ободрав уши, наконец выдернул ее из твердых, как камень, тисков.
Обескураженный, злой, бродил Рыжик близ норы, не желая соглашаться со случившимся.
Однако вскоре он успокоился, оценил сложившуюся ситуацию и, исключив из внимания всякие случайности, достаточно четко представил себе всю бесполезность его дальнейшего пребывания возле норы.
Енот сейчас отдышится и наверняка завалится на боковую досматривать прерванные оттепелью сны. Нужно возвращаться. Где-то, по его следу, низко опустив голову, пробирается Альба. Она наверняка торопится, беспокоясь, что ей ничего не достанется...
ГИБЕЛЬ АЛЬБЫ
Потеряв зрение, оставшись наедине с черным дымом, постоянно клубившимся перед пей, Альба обнаружила в себе незаурядную способность «видеть» носом. Ее обоняние, как-то сразу резко обострившееся, помогало ей не натыкаться на стоявшие перед ней деревья, останавливаться перед преградами и, изучив их, преодолевать без особых сложностей. Она чуяла след сына за сотни шагов и потеряться просто не могла.
Она подошла к тому самому месту, где легкомысленный рябчишка попал в лапы еноту. Вкусные запахи сводили с ума, но, излазив вдоль и поперек маленькую полянку, она, кроме воздушных, невесомых перышек, ничего не обнаружила. Подбирая шершавым языком перья, она жадно их глотала, но они, как назло, не хотели попадать в желудок. Прилипая к небу и языку, они першили в горле, вызывая неприятное ощущение.
Нахальные сойки — лесные сторожа, самые пронырливые и добычливые птицы, догадавшись, что под ними ползает слепая собака, надсадно кричали, пытаясь испугать ее.
Почему и с каких пор они вдруг решили, что являются лесными сторожами, сойки и сами не знают. В забытые далекие времена добровольно вменив себе в обязанность извещать жителей леса о вторжении в их владения посторонних лиц, они и по сен день несут неугомонную вахту по -охране лесных границ, поднимая отчаянный крик при любом проникновении «чужеземцев» на охраняемую территорию. Широко раскрывая клювы, они резко и тревожно горланят: «Берегись. Берегись».
И спешат укрыться в потаенных уголках и заяц, и лиса, и белка...
Слыша над собой пустую болтовню соек, ощущая прохладные волны воздуха от близких крыльев, Альба подняла голову; «Летайте, глупые. Летайте. Глаза мне никто