— Что ты хочешь сказать?
— Когда я вернулся домой в то Рождество, когда мне было двадцать восемь, и я впервые за много лет увидел тебя… мне пришло на ум одно слово.
— Какое? — прошептала она, сдвинув брови.
— Моя, — ответил, не задумываясь, вспоминая тот момент почти одиннадцатилетней давности, словно это было вчера.
— Но тебе был двадцать один, а мне тогда казалось, что мне уже пятьдесят. Сколько дерьма я сделал. Увидел. — Я отогнал воспоминания, пытавшиеся проникнуть в мои мысли. У меня не было на них времени, мне нужно было, чтобы она поняла, узнала правду. — Я не мог даже подумать о том, чтобы сделать шаг к тебе. Ты была слишком молода. У меня шел десятый год службы на флоте, и я знал, что буду служить еще долго. Я не мог навязать тебе такую жизнь.
Я закрыл глаза и прислонился лбом к ее лбу.
— Когда Энтони сообщил новость о том, что вы встречаетесь, мне показалось, что дверь закрылась навсегда. Даже если когда-то придет время пригласить тебя на свидание… — Мне не нужно было заканчивать. Она и так все поймет.
— А если я скажу, что мне все равно жаль, что ты не был честен со мной в тот день, потому что я была влюблена в тебя уже много лет, что тогда?
От ее слов у меня свело желудок, и я отступил назад, чтобы снова найти ее глаза.
— Я так быстро рассталась с Энтони еще в колледже, потому что чувствовала себя виноватой, встречаясь с ним, ведь все, о чем я могла думать, — это ты. Чувствовала себя ужасным человеком. — Я услышал, как эмоции завибрировали в ее голосе. Я видел правду в ее блестящих зеленых глазах, когда она призналась: — А потом я годами встречалась не с теми мужчинами, пока ждала, что единственный, кого я хотела, придет за мной. Но ты так и не пришел.
Теперь я здесь. Я оттолкнулся от стойки и схватился за горло, чувствуя, как оно сжимается.
— И когда мама заставила нас с Энтони снова быть вместе, я согласилась, потому что уже смирилась. Думала, что ты меня ненавидишь. А еще я знала, что Энтони никогда не сможет разбить мое сердце. Никто не мог его разбить. Потому что никто не был тобой. — Ее нижняя губа задрожала, а глаза закрылись. Я потянулся к ней и обхватил ее руками, крепко прижимая к себе.
Ее сердце билось так сильно, и казалось, будто его ритм сливается с моим, и у нас одинаковый пульс.
Убрав ее волосы от уха, я хрипло прошептал:
— Я не знал.
— Откуда ты мог знать? — она отстранилась, и я обхватил ее лицо ладонями. — Мы оба совершили ошибки. Продолжали бороться с правдой, которая была прямо перед нами. Может быть, мы оба были напуганы? Но нужно продолжать бороться…
— Пока есть силы, — прорычал я, прежде чем мои губы сомкнулись на ее губах. Мне надоело воевать со своими чувствами, прячась за отговорками. Я больше не мог этого делать. Не мог сопротивляться ей.
Я чертовски устал делать это.
Наталья застонала мне в рот, и ее язык скользнул между моих губ. Я запустил одну руку в ее волосы и обхватил затылок, притягивая ее как можно ближе.
Каждая частичка меня пылала. Горячо. Напряженно. До боли.
Но именно то, что я чувствовал в груди, должно было меня добить. Кулак, сжимавший мое сердце, и чувство вины исчезли.
И я снова мог дышать.
Я одним быстрым движением поднял ее, и она обхватила мою спину лодыжками, выгнувшись дугой.
Я положил руки на стойку по обе стороны от нее, чтобы можно было упереться в нее своим членом. Я сходил с ума от желания.
Мои губы оторвались от ее губ, нежно целуя ее шею, покусывая мочку уха, проводя ртом по ее скуле, возвращаясь к ее знойному рту.
Она впилась ногтями в мою спину, слегка застонав от прикосновения, прежде чем я втянул ее нижнюю губу и снова поцеловал ее.
Я был в двух секундах от того, чтобы потерять всякий самоконтроль прямо там, на маминой кухне, когда…
— О. Мой. Бог.
Наталья вздрогнула от звука маминого голоса, раздавшегося рядом с нами.
Мои губы замерли напротив ее рта, а ладони сжались в кулаки, когда я пытался успокоить себя, прежде чем встретиться с ней взглядом.
— Райан Росси, — прошептала мама, и я еще никогда не был так благодарен за то, что у меня нет второго имени. — Что происходит? Когда я сказала, что ты должен наладить отношения, я не подразумевала, что ты будешь целоваться с бывшей невестой твоего брата на моей кухне.
Я медленно помог Наталье спуститься, ее горло и щеки были красными от смущения. Я хотел оградить ее, защитить от того, что скажет мама. Потому что я знал маму и любил ее до смерти, но Энтони значил для нее слишком много.
Ему пришлось стать мужчиной в доме в слишком юном возрасте, потому что я служил. Я погрузился в тренировки, чтобы убежать от боли потери отца.