– Не женился ещё? – задал я "трудный" для Художника вопрос.
– Не дождётесь!
– Я-то не жду, а вот Эльза давно мечтает поженить тебя и Веру.
– Два гения в одной семье – это слишком много.
– Ну, мы же живем… – протянул я многозначительно и мы расхохотались.
– Будешь сегодня запускать змеев с пацанами? – в свою очередь задал вопрос Художник, коснувшись уже "трудной" для меня темы.
– Ага.
– Не надоело?
– Нет смысла запускать змеев, но нет смысла их и не запускать.
На самом деле для нас не было трудных тем, и в этом мы были похожи, пожалуй, это было единственное, в чем мы были похожи.
– Тебе надо покурить, – художник предложил мне трубку из красного дерева, собственноручно вырезанную и украшенную резьбой.
– Уж лучше я напьюсь и меня посадят, чем накурюсь и меня повесят.
Надо сказать, что за курение табака в нашем королевстве положен немалый штраф, а за курения не табака – виселица, но без штрафа (и пусть ваши извилины пощупают разницу), считается, что два раза наказывать за одно и то же нельзя – у нас эра гуманизма и этого… как его… человеколюбия.
– Ты улетишь от палача, – сказал он и сделал очередную затяжку.
– Почему-то это пока никому не удалось.
– Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста! – донесся снизу ангельский голосок Эльзы.
– Семь секунд! – прокричал я, но пришли мы значительно позже к полуобеду или полуужину, за что и получили нагоняй.
К еде присоединился Малыш – кот художников или художнический кот. Весил он со среднюю собаку, но был меньше, а значит удельно-тяжелее. Любимым его занятием было клянчить еду. Он всегда ходил за художниками (в смысле принадлежности) и чуть позади них (в смысле относительно местоположения), как бы отдельно. Как только на горизонте показывалась что-то съестное с его точки зрения, он спрыгивал с солнечного лучика – а путешествовать на своих четырех лапах ему было слишком утомительно, – и отбирал свою законную десятину. К тому же Малыш мог разговаривать. Для этого достаточно было заглянуть к нему в жёлтые глаза и не мигать некоторое время. Потом к вам приходило ясное и недвусмысленное понимание того, что Малышу жизненно важно поесть именно сейчас, иначе это доброе и беззащитное создание умрет с голодухи, причём прямо на ваших руках, которые уже онемели держать такую мохнатую тушу. Обычно после этого люди понимали, что Малыш – кот говорящий и больше с ним не разговаривали, чтобы не перенапрягаться. И конечно несли коту всё, что могли найти в закромах.
Умяв нехилую порцию жрачки, этот представитель гордой породы кошачьих вымогателей осоловелым взглядом окинул гнездо ползунков и решил их не трогать. Так происходило каждый раз, когда он сваливался в нашем доме на постой (иначе бы я его на порог не пустил) и поэтому все ползунки у нас до сих пор живы (с другой стороны и Малыш до сих пор жив). Сладко почивал он там, где падал, а приземлялся там, где ему надоедало жрать. В этот раз Малыш растянулся в углу гостиной на коврике под цвет своей шерсти: белая туша на белом ковре, а коричневые лапы доставали до темных некрашеных досок пола, усища левого борта торчат по-военному в потолок, но никакого беспокойства ползункам не доставляют. Даже наоборот, жители верхатуры устроили шубуршащий хоровод вокруг спящего – а значит, без всякого сомнения, доброго – Малыша.
А ещё благодаря художникам моя благоверная покрасила плащ в радикально жёлтый цвет. Не на долго – до первого ливня, который смоет иллюзию… погода у нас изредка балует и ливень может пройти днём… при королеве такого не было! Но пока это был чудо плащ, жёлтый аки полуденное солнце или глаза яичницы… Эльзя придерживалась правильной стратегии в ношении плаща: ноги всё равно промокнут, так зачем их закрывать, тем более, если они такие красивые? Так что фигуристые ножки моей женушки плащ закрывал не более, чем на два дюйма, ну и приличия соблюдались или нарушались в меру… мужчины на улицах не могли спокойно смотреть на шагающую на высоких каблуках в таком коротком плащике Эльзу… и я их прекрасно понимаю.