— Кру́жки-то есть?
— И кру́жки, и пироги. Что бы вы делали, если б не предусмотрительный я? С голоду бы померли!
Андринг только головой покачал.
— Чё там, Эд, далеко ещё?
— Километров двадцать вверх по реке.
— Улежится. Давай, что ли, свои пироги.
Есть уселись все вместе. После еды стало теплее и веселее. Мужики грузились на борт бодрячком. Барон, упакованный в боевой доспех, подошёл к Угги, сразу показавшемуся маленьким, как первоклассник.
— Так, ярл, дальше я по берегу.
Угги посопел:
— Не доверяешь, что ли?
Обиделся… Смех и грех.
— Сам сейчас поймёшь. Ваня, давай!
Ваня открыл большой, очень большой портал, почти как для корабля. За порталом было темно и вздыхало что-то большое. Угги автоматически пригнулся и выдернул из ножен меч.
— Да не кипишуй, свои! — успокоительно проворчал барон, — Боня! Иди сюда, малыш!
В темноте ускоренно завозилось, гулко подхрюкивая и взрыкивая. Раздался тяжёлый торопливый топот, у самого портала шаги замедлились и из голубовато светящейся рамки осторожно выдвинулся толстый, толстенный, огромаднещий рог. Он медленно, завораживающе выезжал, пока не высунулся на два своих метра, и показалась мохнатая, слегка заспанная морда.
— Выходи уже, не ссы! — подбодрил Вова, шагая к нему — и молодой шерстистый носорог радостно выбежал в подозрительные синие ворота. Обнюхал замершего Угги и ещё парочку задержавшихся на берегу викингов, Ваньку, засмеявшегося Глирдана и, убедившись, что никаких угроз пока что нет, начал весело скакать вокруг хозяина, сотрясая пляж своей шестиметровой тушей.
— Ну что, Угги, возьмёшь нас на драккар? — поинтересовался барон, добродушно почёсывая завалившегося перед ним носорога между ушей.
Угги хрипло хмыкнул:
— Ну уж нет уж! С такими зверюшками… Уж лучше ты по берегу…
ВЕСЕЛЬЕ
Боня бодро трусил по высокой, до половины скрывающей его траве. Драккар крался осторожно: речка сделалась извилистой, время от времени в воде и даже из воды проглядывали неприятные скалы, торчащие из дна. Местность, и без того холмистая, поднималась вовсе уж крутыми сопками.
Где-то уже рядом — это чувствовали все, и напряжение росло с каждой секундой.
Речка делала крутую петлю, и барон решил сре́зать напрямую. Носорог, раздвигавший вовсе уж стеной разросшиеся тра́вы как ледокол, резко остановился и угрожающе опустил рог, издавая до крайности неприятные звуки (наверное, так могла бы сипеть и храпать не до конца забитая великанская кухонная раковина). Трава забурлила, исторгая вал людей в пыльного цвета халатах с обмотанными такими же тряпками головами. Они визжали и, не доставая всадника, пытались ткнуть носорога кривыми клинками. Боня хрюкнул и бросился вперёд. Нет, не вперёд. Такое впечатление было, что он бросился сразу во все стороны, топча врагов и подкидывая их рогом. Замелькал баронский топор. Полетела кровь и оторванные конечности.
— Скорее! — заорал Угги, — Всё веселье пропустим!
Четыре десятка мужских глоток с досадой заорали всякое непечатное, выдёргивая из ножен мечи.
Серегер, переживавший больше за барона (но и за веселье тоже), прибавил так, что всех ощутимо качнуло назад.
— Пороги, двадцать метров! — заорал уже Эдрадор.
— Ваня, портал! — заорал Петя.
Короче, все орали — нормальная боевая обстановка.
Ванька распахнул перед разогнавшимся драккаром голубое кольцо, следом в двухстах метрах впереди синхронно вспыхнуло точно такое же кольцо выхода, вынесшее кораблик прямо на пляж, рядом с которым и метался яростный носорог с угвазданной в крови мордой.
— Под зверюгу не лезем! — проревел Угги и мужики посы́пались на берег.
И они непрерывно орали ещё пять минут, пока поводы не кончились.
— Хоть бы спросили там: добрый день, вы не заблудились? Или: как дела? — барон обтёр травой боевой топор и оглядел своё войско, — Раненые есть?
— Фигня! — сплюнул Угги, — Царапины! Давай, конунг: куда дальше? Пока тут не очухались…
В зарослях травы была натоптана тропа, обвивающаяся вокруг скальной россыпи. Носорог, свирепо принюхиваясь, резво топал впереди, барон пристально оглядывал окрестности. За ним бодрой рысью, на адреналине, бежали остальные.
НОРЫ
Место оказалось точь-в-точь как описывали парни Долегона: очень крутые сопки, в склонах которых были нарыты дыры, словно там поселились ласточки-береговушки. Огромные ласточки, потому что дыры были примерно метровые. Некоторые дыры в рядах были засыпаны и голые круглые пятна выделялись как бельма на фоне покрытого дёрном сопочного бока. Некоторые в нижних рядах заросли уже почти до неотличимости от склона. Вдоль дырок просматривались узенькие тропки, кое-где завершающиеся крошечными пятачками площадок с серыми пятнами старых кострищ. По периметру (и понизу, и наверху, и даже на до крайности неудобных склонах) стояло несколько хибар. Около одной из таких хибар толпились, заглядывая в крохотные оконца и подхихикивая, штук двадцать таких же как на берегу обмотанных серыми тряпками мумий. Судя по крикам и стонам, в хижине кого-то зверски мучали…