— М-гм.
Кажется, помню я этого мальчика.
— Рагнейд, смотри: вот это — чужеродное включение, убираем его вот так… — и всё-таки меня продолжал терзать вопрос, — А почему рыбы мало было?
— Не знаю, всегда так было. У нас и картошка не очень росла, я когда ваш огород увидела, прям обалдела, — ввернула Рагнейд новенькое словечко, — А с ячменём дак вообще, Хродвальд говорил: проще покупать — я слышала.
— И муку покупали?
— Ну да. И кру́пы.
В свете сказанного то, что трэллов кормили по три раза в день, заиграло новыми красками. Удивительно.
— Ну вот. Вот это место видишь? Похоже на узел.
— Да!
— Это старый перелом, плохо сросшийся. Исправляем вот так…
Она посидела со мной ещё три сеанса, снова начала сдуваться, и тут уж мы попрактиковались восстанавливать собственные силы. Выходило пока слабо, но уже что-то.
— Молодец! На сегодня достаточно, иди спать.
— Можно я немножко у костра посижу?
— Полчаса. И мальчишкам скажи: мать велела полчаса — и спать.
— Хорошо!
Поскакала, довольная!
ДИДЕРИК
Следующего пациента привёл ко мне Глирдан, взволнованный и встрёпанный.
— Что такое?
— Матушка кельда, это музыкант!
— Прекрасно!
Музыкант сидел передо мной, понурившись. Обрить его ещё не успели. Когда-то крашеные красным (масло масляное) волосы выцвели и отрасли сантиметров на десять, и был он теперь русым с невнятно-розовой каёмочкой. Судя по лицу, музыкантов здесь не любили особо: асимметрия щёк (зубов слева почти нет), нос сломан, куча синяков разной степени новизны и вот это что вообще, как будто угольками кожу жгли… С*ка, сигареты об него тушили!
— Вы посмотрите, что они с его руками сделали! — голос у Глирдана дрожал от гнева. Примерил на себя да?
— Твою ма-а-ать…
Пальцы на правой руке были обрублены. По одной-две фаланги, чтобы как-то мог функционировать. Причём не все сразу — это же видно. Кто-то, бл*дь, смаковал удовольствие! Левая кисть выглядела ещё хуже. Тут, видать, работали молотком, кости тщательно раздроблены. Чудо, что у парня не отгнила рука! Но срослось всё как попало…
— Дан, тут начну распутывать, часов на десять застряну. Проще ему новую вырастить.
— Рубить?
— Руби. Мужики! Чурбак нужен, срочно!
Почувствовав усилившееся вокруг него движение, парень вроде как немного разморозился, а когда его руку положили на чурбак и вынули топор, забился и начал что-то умоляюще бормотать.
— Спи! Придержите его. Смотри: вот так убирай.
— Понял! — Глирдан кивнул, и я пошла в тонкий план.
А он был, что мы называем «без сознания в сознании», то есть внутри — не в отключке.
— Да ты, батенька, маг, что ли?
— О, вы можете понимать по-голландски?
— Здесь, дружок, все языки одинаковые. Ты сейчас не метлеси и дай мне тебя вылечить.
— А как же… — левая кисть у парня исчезла, и он потрясённо охнул.
— Тихо-тихо, сейчас мы тебе новую руку вырастим, лучше прежней. Уж лучше последней прежней — точно. Сядь! Сперва рука. Смотри-ка, смотри-ка, уже растёт!
Я разговаривала с ним, как с ребёнком. Мне нужно было, чтобы он сидел спокойно. Совсем выключить — это будет почти что кома, а я хотела, чтобы он прочувствовал и пережил. Если действительно маг — больше шанса раскрыться дару.
— Тебя как зовут?
— Ди́дерик, — он смотрел на отрастающую кисть сияющими глазами, — О! Я понял! — процесс ускорился и я почувствовала, что он помогает мне.
Так вот почему им не удалось тебя забить! Маг-целитель, интуит. Неосознанно залечивал раны, но о полной регенерации и не мечтал — иначе давно восстановился бы полностью.
— А ну, вторую попробуй сам!
Его пришлось только чуть подтолкнуть.
— Это же чудо! Аллилуйя! Вы — святая? Нет, я понял! Вы — богиня!
— Нет, дружок. Я — кельда Белого Во́рона. Но научила меня богиня. А я научу тебя.
Он действительно понял, как исцелиться самому. И пока он практиковался, я осторожно залезла ему в голову. Би. Бисексуал, в смысле. Романтик. Хотел попасть в коммуну типа индийского Ауровиля. Размышлял о вегетарианстве. Так, эту дурость сразу убираем нахрен! Даже вот не бесите меня! А прочую шелуху попробуем скорректировать и задать мыслям правильное направление…
Когда сеанс закончился, я остановила викинга, положившего парню руку на плечо, чтобы отвести к остальным:
— Погоди! Этот остаётся здесь, — я похлопала по свободной табуретке и велела музыканту, подкрепляя слова жестами, — Садись!
Всех последующих мы смотрели вдвоём. Реально, хороший маг, с отличным чутьём. Немного понаблюдав со стороны, он снова воскликнул: