– Почему?
– Потому что мы по тебе скучали, – признался Майкл. – Это совсем не то, что мешок картошки.
Леони продолжала в упор смотреть на Кризи.
– Я знаю, что Майкл скучал по мне, – сказала она. – Мне тоже его очень не хватало, но ты ни за что не убедишь меня, что тоже скучал по мне. Я ни за что тебе не поверю, что тебе, как и Майклу, хочется вернуть меня обратно.
Он снова взглянул на нее.
– Если бы я не хотел, чтобы ты вернулась, меня сейчас здесь не было бы.
– Хорошо, – ответила она. – Допустим, ты меня убедил. Но все дело здесь не во мне, а в Майкле. – Она обернулась к молодому человеку и произнесла: – Когда я увидела, что ты вошел в комнату, я поняла, что люблю тебя, как родного сына. Но вернуться на Гоцо и жить там, как раньше, я просто не могу. Там, конечно, замечательно, но того, что я пережила, я больше не вынесу. – Леони говорила так, будто Кризи не было в комнате. – Со времени моего возвращения в Лондон прошло уже больше месяца. Теперь я точно знаю, что жить с этим человеком больше не смогу. С ним я себя чувствую так, будто я просто какой-то шкаф или кухонный робот. Да, действительно, в последние недели он держался со мной помягче, был немного человечнее, чем сначала, но это, думаю, не было искренне. Может быть, он так себя вел потому, что этого потребовала Лаура.
После непродолжительного молчания Кризи запинаясь пробормотал:
– Ты мне нравишься.
Она рассмеялась, словно услышала забавную шутку.
– Если это и так, то я тебе нравлюсь не больше, чем комнатная собачонка.
Кризи снова уставился в тарелку. К еде он так и не притронулся. Почти неслышно он проговорил:
– У меня в доме никогда не было ни домашних собачонок, ни других зверей.
Он поднял голову и пристально на нее посмотрел. Она ответила ему таким же взглядом. Ей показалось, что она видит ту клетку, о которой рассказывала подруге. Леони медленно положила на тарелку нож и вилку.
– Где вы остановились?
– В гостинице “Гор”, в Квинсгэйт.
Она встала и пошла на кухню. Мужчины услышали щелчок снимаемой с телефонного аппарата трубки, потом несколько неразборчивых фраз. Вернувшись в комнату, Леони сказала Майклу:
– Я вызвала тебе такси. Машина подъедет минуты через три. Поезжай в гостиницу, а завтра мы поговорим обстоятельно.
Майкл взглянул сначала на Леони, потом на Кризи. Тот хранил молчание. Майкл встал.
– Все понял. Встретимся завтра.
* * *
Когда Майкл ушел, Леони убрала со стола, потом принесла Кризи кофе, села напротив и спокойно попросила:
– Будь добр, объясни мне, пожалуйста, что ты имел в виду, сказав, что я тебе нравлюсь.
Он отпил глоток горячего ароматного напитка. Сахара там было ровно столько, сколько надо.
– Не знаю, – нерешительно сказал он. – Мне трудно бывает иногда… подыскать правильные слова.
– Ты преувеличиваешь. Попробуй все же постараться.
– А для тебя что это значит? – спросил он.
Она тщательно взвесила свой ответ.
– Это чувство может быть истинным лишь тогда, когда оно взаимно.
Он подумал над ее словами, потом наповал сразил ее, заявив:
– Это значит, что я тебе совсем не нравлюсь.
– Ну, это мое дело, – ответила она. – Сама не знаю почему, но ты мне тоже нравишься.
– Тогда, по твоему же собственному определению, это чувство должно быть взаимным.
Леони вздохнула.
– Может быть, но ты все время прекрасно это скрывал от меня.
– Я вообще не привык проявлять свои чувства, – буркнул Кризи.
– У тебя было много женщин? – спросила она.
Ответил Кризи прямо и откровенно:
– Физически я знал многих женщин, даже жил с некоторыми по нескольку дней, иногда недель. Но любил я только раз. Может быть, именно поэтому последние несколько месяцев я был сам не свой. Пока я не встретил Надю, я вообще понятия не имел о том, что такое любовь, что такое счастье. Раньше для меня это был просто пустой звук. Я видел, как рождалась моя дочь, – присутствовал при родах. Они – жена с дочерью – все время стоят у меня перед глазами. Такими, как я увидел их на столе в морге. В холодный пасмурный день. Они стоят у меня перед глазами, когда я просыпаюсь утром и когда засыпаю ночью. Мне трудно говорить о том, кто мне нравится или не нравится, о симпатиях и привязанностях, когда у меня ни на секунду не выходят из головы мои жена и дочь. Я бы даже в бреду не смог себе представить, что снова буду любить другую женщину. Для меня это просто невозможно. За других говорить не берусь, но твердо знаю, что со мной такие вещи дважды произойти не могут.
В небольшой комнате воцарилось молчание. Спустя какое-то время Леони сказала:
– После смерти жены ты был близок с женщинами?
– Да.
– Ты испытывал к ним хоть какие-то чувства? Кроме чисто физических?
Он выпил еще немного кофе.
– Ты мне нравишься больше других. Пока ты была на Гоцо, я с каждым днем привязывался к тебе все сильнее. Но полюбить во второй раз я, наверное, не смогу. Мне иногда кажется, что это чувство умерло во мне, когда в том самолете взорвалась бомба.
Она кивнула.
– Да, я тебя понимаю. Теперь, пожалуйста, скажи мне честно еще одну вещь. Ты ведь собираешься убить этих бандитов?
– Да.
– И хочешь использовать для этого Майкла?
– Если придется.
– Значит, у тебя с ним примерно такие же отношения, которые сложились у нас из-за контракта? Он, получается, для тебя просто один из многих инструментов возмездия?
Кризи печально улыбнулся.
– Сначала так и было задумано. Но то, что я здесь сейчас сижу, само по себе подтверждает частую несостоятельность первоначальных замыслов. Ты ведь прекрасно понимаешь, что не только Майкл хочет, чтобы ты вернулась обратно. Я этого тоже хочу. Никто не собирается там относиться к тебе, как к постороннему человеку. Ты будешь окружена заботой… можешь называть это привязанностью или симпатией.
После долгого молчания Леони спросила:
– Где я буду спать?
– Надеюсь, в моей постели.
– Ты будешь меня касаться?
– Если захочешь.
– А ты чего захочешь?
– Касаться тебя.
* * *
Было утро. Она принесла в спальню кофе и разбудила его. Потом села рядом с ним на постель и сказала:
– Только что я звонила Майклу, сказала, что мы заедем за ним через час и устроим небольшую экскурсию по Лондону.