Итальянец подтвердил.
– Да, стрелять в человека и в картонную мишень – совсем не одно и то же. То, что ты увидишь перед собой из плоти и крови, может сказаться и на твоем настрое, и на меткости.
– Джибриль для меня не может быть человеком из плоти и крови, – вскипел Майкл. – У меня и глаз не моргнет, и рука не дрогнет. В него я не промахнусь. Сколько у тебя в Дамаске винтовок? – спросил он Кризи.
– Две.
– Обе – “Хеклер и Кох”?
– Да.
– Тогда основной выстрел будет мой. А ты меня подстрахуешь. Ты понял это, Кризи? – Он встал из-за стола. – Я пошел спать. Кризи, она была мне матерью. – Потом обернулся к Гвидо. – Спасибо вам большое за прекрасный ужин. Очень рад был с вами познакомиться. Я послушаюсь Кризи и буду считать вас своим другом. Надеюсь, это будет улица с двусторонним движением.
Молодой человек повернулся и пошел между столиками к двери.
– Где ты его откопал? – спросил Гвидо, искоса взглянув на Кризи.
– В сиротском приюте.
– Он что, действительно настолько крут, как это себе представляет? И лучше стреляет из снайперской винтовки, чем ты? Я прекрасно помню, как ты с шестисот метров уложил человека наповал, попав ему точно меж глаз.
Кризи ответил:
– Рамбахадур Раи – лучший снайпер из всех, кого я знал. Майкл, как он считает, стреляет не хуже. У него к этому врожденный дар, который смог полностью раскрыться благодаря тренировке. А тренировал его лучший на земле наставник в этом деле.
– А как у него с другим оружием? – В голосе Гвидо послышалось любопытство.
– Очень неплохо. Я сделал из этого парнишки настоящую машину для убийств. По-своему он, конечно, прав. Монополии на возмездие у меня действительно нет. Я любил Леони, хотя и по-другому, чем Надю и Джулию. Вовсе не исключено, что я беру его с собой на смерть, – сказал он, и в голосе его прозвучала глубокая печаль. – Иногда я начинаю думать, что на мне лежит ее проклятие.
Гвидо спокойно ему ответил:
– Оно на нас лежало всегда. Мы, наверное, с ним родились.
Глава 69
Примерно в одно и то же время, но в разных точках земли происходили два ужина, во время которых обсуждались примерно одни и те же темы.
В Дамаске Ахмед Джибриль делил вечернюю трапезу с двумя своими сыновьями, Далкамуни и полковником Джомахом.
В ночном поезде Рим – Париж Кризи сидел в вагоне-ресторане со своим сыном Майклом.
* * *
– Свой распорядок я менять не намерен, – настаивал Ахмед Джибриль. – Завтра я поеду в лагерь, чтобы попрощаться и пожелать удачи нашим бойцам, уходящим на операцию “Камир”. Они ведь отправляются почти на верную смерть. Я не имею права посылать людей умирать, а сам – прятаться.
* * *
– В своем логове он неуязвим, – заметил Кризи, когда поезд немного снизил скорость, подъезжая к отрогам Альп. – К нему можно будет подобраться только тогда, когда он оттуда куда-нибудь выедет.
– А ты уверен, что он собирается оттуда выезжать? – спросил Майкл.
Людей в вагоне-ресторане было немного. Они заказали по бифштексу с острым соусом, и когда официант принес заказ, Кризи ответил:
– Я на девяносто пять процентов уверен, что он будет присутствовать на церемонии празднования годовщины создания Палестинского государства. Она состоится в конце той недели. – Он взглянул на молодого человека и спросил: – Ты знаешь, что означает “Сабат эль Шубада”?
Майкл проглотил кусок бифштекса и запил его вином.
– Это значит – площадь Мучеников. Там, что ли, эта церемония будет?
– Да.
– Думаешь, в радиусе пятисот метров от нее есть удобное местечко, чтобы прицелиться?
– Да. Оттуда вся площадь видна как на ладони. Майкл, вино ведь не вода, пей помедленнее. Это хорошее вино, почувствуй его аромат, не пей залпом.
* * *
Халед Джибриль был настроен в высшей степени скептически. Он потянулся к кипящей кастрюле, достал из нее кусок баранины и отправил прямо в рот.
– Тебе нечего бояться, – прочавкал он. – Мы здесь – на нашей земле. Даже Моссаду не удавалось сюда проникнуть. – Он взглянул на отца. – Ты прожил долгую жизнь совсем не для того, чтобы умереть от руки какого-то одинокого психопата.
Полковник Джомах был единственным из всех пятерых, кто пил спиртное, – он запивал баранину виски с содовой. Покрутив в руке стакан, полковник заметил:
– Что касается Моссада, тут есть одна теория. Она сводится к тому, что люди из этой израильской спецслужбы никогда даже и не пытались совершить покушение на кого-нибудь из лидеров палестинского движения сопротивления.
– Эту теорию можно оставить разве что для идиотов, – взорвался Джибриль. – Они там все поднаторели на убийствах.
– Это верно, – согласился полковник. – Перебили они немало народу: немецких ученых, работавших на Насера в Египте, которые хотели создать там ракетные установки; французских и швейцарских специалистов, помогавших Саддаму Хусейну в Ираке развивать его ядерную программу. Недавно они уничтожили эксперта по баллистике в Брюсселе. Он убедил Саддама Хусейна в том, что создаст для него пушку, которая будет обстреливать любую часть Израиля снарядами с отравляющими веществами. И тем не менее за последние пятнадцать лет Моссад ни разу не покушался на жизнь руководителей палестинских освободительных организаций.
Какое-то время все собравшиеся за столом размышляли над словами полковника, потом Халед спросил:
– Почему они этого не делали?
Полковник развел руками.
– Если верить этой теории, акции террористов, направленные против ни в чем не повинных людей, усиливают симпатии Запада к израильтянам. Если сформулировать иначе, можно сказать, что, в соответствии с их взглядами, деятельность таких людей, как твой отец или Абу Нидаль, – хоть звучит это и парадоксально, – укрепляет позиции Израиля.
Джибриль лишь заметил:
– Твои слова, полковник, свидетельствует лишь о том, что сотрудников наших служб безопасности недостаточно тщательно проверяют.
– Я с тобой совершенно согласен, – улыбнулся Джомах.
* * *
Майкл смотрел на уходящие в небо вершины Альп, покрытые белыми снежными шапками. Он видел снег первый раз в жизни. Прежде чем юноша возобновил разговор, прошло несколько минут.