– Отпечатки пальцев со стакана действительно принадлежат Кризи – наемнику. Причем мертвому наемнику, сенатор. – Он постучал пальцами по папке. – Здесь у меня копия его свидетельства о смерти, полученная по факсу. Сам документ подписан известным профессором Джованни Саттой из больницы Кордарелли в Неаполе. Днем я говорил с ним. Он подтвердил, что подписывал это свидетельство и лично лечил пациента, который умер от огнестрельных ранений, полученных в Палермо, на Сицилии, во время перестрелки с бандитами из мафии. Джим, известные врачи не подписывают липовые свидетельства о смерти, да и врать они не привыкли.
Сенатор пожал плечами. Беннет взглянул на лежавший перед ним документ и проговорил:
– Однако если этот малый умер пять лет назад, мне совершенно непонятно, как его отпечатки пальцев могли оказаться на стакане из того набора, который в позапрошлом году я сам подарил вам с Хэрриот на Рождество… Кроме того, наши ребята из лаборатории сказали мне, что отпечатки эти совсем свежие… им около двух недель. Что все это значит, Джим?
Сенатор вытянул руку, как бы призывая заместителя директора ФБР хранить спокойствие.
– Не гони лошадей, Кертис. Что там с этим пальцем выяснилось?
По лицу Беннета скользнула чуть заметная усмешка. Он снова коснулся папки.
– Прежде всего ребята сообщили мне, что палец был отрезан у живого человека…
– Чей это палец?
Беннет вынул из папки еще одну страничку.
– Парня по имени Джозеф Ролинз, американского гражданина, родившегося в Айдахо, пятидесяти одного года. Вот уже много лет он трется около наемников в Европе и в Африке. В основном занимается вымогательством. Наши власти его разыскивают по обвинению в трех серьезных преступлениях, связанных с обманом и мошенничеством. О том, где он находится в настоящее время, нам ничего не известно.
Он закрыл папку и положил ее в портфель. Потом Беннет взял со столика свой стакан с мартини, отпил приличный глоток, пристально взглянул на сенатора и снова спросил его:
– Так что же, Джим, все-таки происходит?
Сенатор поднялся с кресла, повернулся спиной к камину и сверху вниз взглянул на старого друга.
– Не спрашивай меня, Кертис. Еще не время. Когда наступит подходящий момент, я сам тебе расскажу все, что знаю.
Большой начальник из ФБР вздохнул.
– Джим, я тебе выложил всю эту информацию, во-первых, учитывая то положение, которое ты занимаешь, и во-вторых, потому что мы с тобой старые приятели. Я даже согласовал этот вопрос с директором, хотя это и было немного рискованно. Тем не менее он со мной согласился… Но, Джим, пойми, он ведь тоже мне вопросы задает. Что прикажешь ему отвечать?
Сенатор улыбнулся.
– Передай ему, что я очень ценю его отношение ко мне, и напомни об этом еще раз, когда в сенатской комиссии на голосование будет поставлен вопрос об очередном бюджете вашей службы.
Теперь улыбнулся Беннет.
– Будь по-твоему. Но мне-то, по-дружески, ты можешь хоть что-нибудь рассказать?
Сенатор покачал головой.
– Кертис, имей терпение. Я все тебе скажу, когда смогу.
Беннет тоже встал и протянул хозяину дома пустой стакан.
– Тогда по крайней мере налей мне еще мартини. Есть две вещи в твоей жизни, которые ты научился делать в совершенстве, – наливать мартини и крепко держать рот на замке.
Сенатор усмехнулся. Когда он смешивал мартини с виски и содовой для себя, Беннет спросил:
– Это ведь как-то связано с Хэрриот, я прав?
Сенатор взглянул на него, но ничего не ответил.
Беннет вздохнул.
– Джим, я прекрасно знаю, как ты ее любил и как много она значила в твоей жизни. Джордж Буш заявил, что Соединенные Штаты найдут способ призвать преступников к ответу. Но мы-то с тобой понимаем, что все это только благие пожелания. Кто бы ни подложил эту бомбу и как бы близко мы к ним ни подобрались, сделать что-то конкретное практически невозможно, пока они держат в Ливане американских заложников.
Сенатор молча передал Беннету стакан.
Беннет снова вздохнул.
– Тогда, Джим, мне остается только гадать. Я догадываюсь, что ты намерен действовать на собственный страх и риск. Надеюсь, что глупостей ты не совершишь.
– Ты считаешь меня глупцом?
Беннет медленно покачал головой.
– Конечно же, нет, Джим, но сильное горе иногда толкает людей на странные поступки.
Сенатор печально кивнул.
– Да, ты прав. Несколько недель назад я на самом деле сделал одну глупость. – Грэйнджер положил руку другу на плечо. – Но, Кертис, больше я на эту удочку не поймаюсь. Расскажи мне лучше, как продвигается расследование?
– Думаю, нам удастся выяснить, кто это сделал, – ответил Беннет. – Я говорил с Баком Ревеллом – он курирует связи с шотландской полицией. У них этим делом занимается инспектор Питер Флеминг. Как я понял, он уже провел огромную работу. Этот Флеминг – упорный, настойчивый полицейский, как говорят, классный профессионал. Нам уже известно, что бомба была подложена в самолет во Франкфурте или даже раньше. Сейчас отрабатываются все версии, даже самые невероятные. Мне кажется, через пару-тройку месяцев этот малый не только раскопает, какая террористическая группировка ответственна за это преступление, но и представит неопровержимые доказательства.
– Насколько я понимаю, сразу же после этого наш уважаемый президент вышлет на расправу с преступниками морских пехотинцев.
Сотрудник ФБР более чем красноречиво пожал плечами. Он допил свой мартини, взял портфель и сказал:
– Ну, пожалуй, мне пора.
Грэйнджер, однако, ненадолго его задержал.
– Подожди минутку, Кертис, – сказал он. – Ты ведь заядлый игрок в покер. Тебе когда-нибудь доводилось слышать, чтобы серьезные картежники говорили о каких-то подъемных?
Беннет выглядел озадаченным.
– Конечно, – сказал он, – но это выражение используют только профессиональные игроки в покер. Они ставят на кон все, что имеют, кроме одежды, причем ставки у всех одинаково высокие – сотни, а иногда и тысячи долларов. Проигравший, естественно, выбывает из игры. Говорят, что он продулся в пух и прах, имея в виду, что у него больше вообще ничего не осталось. Тогда все партнеры скидываются, кто сколько даст, чтобы оставить проигравшему хоть что-нибудь на пропитание. Это у них и называется “подъемные”… Ты что, Джим, покером заинтересовался?
Грэйнджер с улыбкой ответил:
– Может быть. Спасибо за все, Кертис. Я очень тебе обязан.
– Ерунда, – ответил Беннет. – Ты же знаешь, я всегда сделаю для тебя все, что в моих силах. – Он еще раз пристально взглянул сенатору в глаза и произнес: – Ты стал худеть, Джим, ешь, видно, мало. Давай-ка договоримся, что на той неделе встретимся у нас, а Мэри приготовит то, что ты любишь.
– Спасибо тебе большое за приглашение, я обязательно буду… Задержись только еще на минутку.
Беннет обернулся. Сенатор пребывал в глубокой задумчивости.
– Этот человек, Кризи, – после паузы спросил он, – если бы он чудом оказался жив, что бы ты мог мне о нем сказать?
Прежде чем ответить, Беннет с минуту размышлял.
– Должен тебе сказать, что как только ты вспомнил об этом малом, я тоже заинтересовался им. От французской “Сюртэ” я получил отчет о его деятельности в Иностранном легионе, от бельгийцев и англичан – о том, как он проявил себя в Африке, от ЦРУ – о его подвигах во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже. В ближайшее время должен прийти ответ на мой запрос от итальянских спецслужб, они сообщат, чем он занимался в Италии накануне своей смерти – если верить уважаемому профессору Сатте… Джим, я перешлю тебе все эти отчеты, а ты в свою очередь мне тоже пришлешь что-нибудь вроде небольшого разъяснения по поводу этого дела, чтобы я не чувствовал себя просто мальчиком на побегушках. До встречи на той неделе, Джим. Я позвоню.
Беннет уже положил руку на дверную ручку, когда сенатор снова его остановил.