Двое мужчин долго и пристально смотрели друг другу в глаза, потом Флеминг сказал:
– Надеюсь, в ближайшие двое суток вы получите тела ваших близких. Могу ли я быть вам еще чем-нибудь полезен?
– Я бы хотел получить списки всех пассажиров, а также имена и адреса их ближайших родственников.
– Не уверен, что смогу выполнить вашу просьбу.
– Почему?
Полицейский пожал плечами.
– Чисто технический вопрос. Такого рода происшествий на вверенной мне территории раньше никогда не случалось.
– Будем надеяться, что и впредь подобное не произойдет. В любом случае ближайшие родственники должны объединиться, чтобы получить страховку. Так или иначе, вскоре они узнают друг друга.
Полицейский кивнул.
– Полагаю, вы правы. До вашего отъезда попытаюсь собрать информацию, которая вас интересует.
Они пожали друг другу руки и попрощались. Американец неторопливо направился к выходу.
Флеминг не мог не обратить внимания на одну странную деталь. За столами в офисе более дюжины полицейских – мужчин и женщин, работали с радиопередатчиками. Все они внезапно, как по команде, прервали свои дела и уставились на проходившего мимо мужчину. Снова они начали работать лишь после того, как дверь за ним затворилась.
Флеминг положил перед собой еще один список – с именами ближайших родственников погибших. Он вел пальцем по бумагам, пока не нашел нужное ему имя. Полицейский жестом подозвал помощника, передал ему список и сказал:
– Позвоните Дженкинсу в особый отдел. Попросите его навести справки об этом человеке.
Помощник отправился выполнять приказ. Питер Флеминг так и стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь. Его слегка знобило. Надо распорядиться, чтобы в помещение поставили еще несколько обогревателей, решил он.
Глава 1
Было совсем темно. Собака ничего не увидела и не услышала, до нее не донесся ни один незнакомый запах. Внезапно она почувствовала острую жгучую боль в боку. Удивленно взвизгнув, она вскочила на ноги, прошла несколько шагов по краю бассейна, потом ноги ее подкосились и собака рухнула на бок. Еще с полминуты тело ее конвульсивно подергивалось, и она затихла.
Ярдах в тридцати от нее с высокой стены ограды в сад соскользнул по канату человек, одетый во все черное.
Несколько минут человек сидел пригнувшись, присматриваясь, прислушиваясь и выжидая. Свет уличных фонарей сюда почти не доходил. Спустя время человек поднялся с корточек, подошел к бассейну, ненадолго около него задержался, двинулся к задней части дома.
Мигель смотрел телевизор – показывали эпизод из старого фильма “Я люблю Люси”. Мигель был просто зачарован испанским акцентом Дези Арнас, полагая, что во многом ее выговор походил на его собственный. Он довольно захихикал, но, услышав, как слабо щелкнул замок двери, резко смолк. Мексиканец обернулся – улыбка мгновенно сошла с его лица. Мигель увидел человека в черном, державшего в руке наведенный на него пистолет с коротким дулом. Потом услышал звук, похожий на щелчок духового ружья, и почувствовал острую боль в груди. Ощущение было такое, будто его ужалила оса. Человек в черном подошел ближе, черты его стали расплываться. До сознания Мигеля неясно донесся его низкий глубокий голос:
– Не переживай. Вреда тебе от этого никакого не будет. Просто ты сейчас заснешь.
Мигель обмяк и свалился со стула. Он заснул еще до того, как упал на толстый ворсистый ковер.
* * *
Хотя он и знал, какая там будет скука, но присутствовать на ужине он должен был обязательно. Сенатор от штата Колорадо Джеймс Грэйнджер не мог найти ни одной веской причины, чтобы уклониться от этого мероприятия. Губернатор устраивал прием в честь государственного секретаря по вопросам обороны, и сенатора ждали все.
Как обычно в последнее время, сенатор слегка перебрал. Перед ужином он выпил больше виски, чем обычно, а за едой переборщил с вином. Однако он был уверен, что никто из сидевших за столом не обратит на это внимания. Заметить его состояние могла бы лишь Хэрриот, но для этого ей надо было прожить с ним тридцать пять лет.
Джеймс Грэйнджер был человеком практичным и весьма неглупым. За ужином он держал язык за зубами. Никто из присутствовавших и не ожидал от него ничего другого.
Он первым покинул прием – этим он тоже никого не удивил. Губернатор проводил его до двери. Взяв сенатора под руку, он сказал:
– Прошу тебя, Джим, подумай еще раз об этом предложении. Мне бы очень хотелось, чтобы именно ты возглавил эту финансовую комиссию.
В холле у двери они остановились. Сенатор ответил:
– Крэйг, дай мне пару дней все хорошенько взвесить. У меня сейчас просто чертова прорва работы.
Губернатор взглянул на него с искренней симпатией. За эти последние месяцы понимание и сострадание сквозили в глазах у всех, с кем сенатор общался.
– Не знаю, Джим, может быть, сейчас работа – лучшее для тебя лекарство.
Сенатор пожал плечами.
– Вероятно, ты прав. Но все равно, дай мне пару деньков… Слушай, Крэйг, я слегка сегодня перебрал. Твой малый не мог бы мне такси вызвать? Если сенатора остановит дорожная полиция, будет как-то неловко.
Губернатор расплылся в улыбке и взглянул на часы.
– Нет проблем. Мой водитель должен отвезти секретаря в аэропорт, а он наверняка раньше чем через час не уедет. Ему еще раза четыре захочется выпить бренди.
* * *
Сенатор вошел в свой дом, который с полным основанием можно было бы называть дворцом. В молодые годы сенатор сделал состояние на недвижимости. Хотя его собственные вкусы были незамысловаты, Хэрриот, при всех ее несомненных достоинствах, любила размах. Проходя по огромному холлу, отделанному мрамором, он снова подумал о том, что надо бы этот дом продать и купить себе что-нибудь поменьше.
Потом он вдруг передумал. В этом огромном здании всюду чувствовалось неуловимое присутствие Хэрриот. Она много работала и с архитектором, и со строителями. В каком-то смысле это был ее дом. Нет, он никогда и никуда отсюда не переедет. Сенатор распахнул дверь обставленной с традиционной европейской изысканностью гостиной. Люстра сияла. Мигель, видно, забыл ее выключить.
Хрустальная люстра, тяжелые удобные кресла и канапе, бюро в стиле Людовика XIV, которое Хэрриот так и не дала ему забрать в кабинет. Помещение было просторным. В дальнем его углу, после жарких споров с женой, Грэйнджеру все-таки удалось поставить бар красного дерева с четырьмя высокими, обитыми черной кожей табуретами. На одном из них сидел незнакомый мужчина, крупный, высокий, одетый в черные спортивные брюки и черную водолазку.
В руке он держал наполненный чем-то стакан. Лицо его было изрезано шрамами, волосы коротко подстрижены. Возраста он был среднего.
Сенатор быстро окинул комнату взглядом. Все вроде бы стояло на своих местах. Хмель из головы как ветром сдуло. Грэйнджер не на шутку встревожился. Однако еще до того, как он успел сдвинуться с места и заговорить, незнакомец произнес:
– Прошу меня извинить, сенатор, за столь бесцеремонное вторжение, но я не собираюсь причинять вам никакого вреда. Мне нужно лишь десять минут вашего времени. После этого я уйду.
Сенатор посмотрел на стоявший на бюро телефон. Человек извиняющимся тоном сказал:
– Я его отключил. – В его словах звучал легкий южный акцент. Голос был низким.
– Кто вы такой? Вас что, Мигель в дом впустил?
Мужчина покачал головой.
– Мигель спокойно спит в своей комнате и будет спать до самого утра.
Джеймс Грэйнджер был человеком не робкого десятка. Он воевал в Корее, где его ранили, и получил немало боевых наград. Увидев незнакомца, он испугался, но теперь страх прошел. Подойдя к бару, сенатор спросил:
– Почему, черт вас дери, вы заранее не договорились со мной о встрече?
Мужчина ответил: