С тех пор Джилька приходила к Рамирову так часто, что постепенно он привык к ней и полюбил запоздалой отцовской любовью. Именно из-за нее он окончательно бросил пить. Джилька заканчивала колледж по какой-то там лингводидактике, и Рамиров намеревался принять самое активное участие в ее дальнейшей судьбе.
В этот визит Джилька была задумчива. Они поужинали вместе принесенной ею пиццей с грибами, запили пиццу чаем и сидели, не зажигая света, в наступивших сумерках.
- Что-нибудь случилось, дочка? - спросил немного погодя Рамиров. Какая-то ты сегодня не такая...
Вместо ответа она протянула Рамирову пачку плотных листов, так что ему все-таки пришлось встать и зажечь тусклую люстру с абажуром обывательской расцветки.
Это были фотографии, с которых на Яна глянуло в разных ракурсах еще совсем не старое, сохранившее миловидность, но уже нажившее горькие морщинки невзгод женское лицо. Юлия...
- Почему ты никогда не расспрашиваешь меня о маме, па? - тихо спросила Джилька.
- Эта тема для меня закрылась еще "дцать" лет назад, - сам не зная почему, резко ответил Рамиров.
- Но почему? У тебя что - есть другая женщина? Или... или ты тогда разлюбил маму?
- Послушай, - сказал Рамиров, - а ты... одним словом, она знает?.. Ну, что ты бываешь у меня?
Джилька долго молчала, потом проронила глухо:
- Знаешь, па, последнее время она слишком часто плачет. Ночью, в подушку, так, чтобы я не слышала... Она ведь все-все знает про тебя. И все еще любит... Честное слово, она любит тебя! Может быть, ты как-нибудь придешь к нам... в гости?
Рамиров подошел к окну и долго наблюдал, как мрак снаружи разрывают вспышки световой рекламы изобилующих поблизости баров, публичных домов и казино.
В голове его стучали неизвестно где и когда услышанные строчки стихов: "Разломается все, что изношено... разобьется, рассыплется в прах... Но останется тяжкою ношею чье-то счастье в моих руках".
Однако дочь, видимо, расценила его молчание категорически-однозначно. За спиной Рамирова выстрелом хлопнула дверь, и он услышал удаляющийся по коридору топот каблучков.
Идиот, обругал себя Ян и рванулся вслед за Джилькой, вопя на весь пансион:
- Джилька, постой! Вернись, я прошу тебя!..
Но ее уже и след простыл, только колыхались, встревоженные стремительным ее порывом, кружевные занавески на окне коридора - гордость мадам Лэст, считавшей, что именно они могут превратить любой бордель в пансион.
Из номера в конце коридора, где уже несколько дней проживали весьма подозрительные люди, показалась чья-то синяя, пьяная, опухшая физиономия и что-то невразумительно просипела вслед Рамирову.
Ян выскочил на "парадное" крыльцо пансиона и огляделся, однако фигурки дочери не было видно. Он уже собирался вернуться восвояси, как вдруг услышал из-за угла соседствующей с пансионом аптеки сдавленный возглас, и тревожное предчувствие заставило его вздрогнуть.
Не разбирая дороги, он ринулся туда, и, свернув за угол, увидел, что предчувствие не обмануло его.
Пансион находился в районе, славившимся исключительно дурной репутацией. Кого здесь только не было! Но, как это ни парадоксально, если бы Джилька стала объектом нападения со стороны каких-нибудь профессиональных "урок", Рамиров испытал бы некоторое облегчение: те хотя бы соблюдают кое-какие правила, пусть даже на уровне уличных взаимоотношений.
Но дочь нарвалась на так называемых стив-уолкеров, а это было гораздо хуже. Стив-уолкеры представляли собой маргинальную молодежь, праздно шатающуюся по ночным улицам и пристающим из садистских побуждений ко всем прохожим без исключения. На все правила и этические нормы, в том числе и гангстерские, они плевали с высокой колокольни. В данном случае, поймав одинокую, беззащитную девушку, они преследовали сразу две шкурных цели это явствовало из их действий. Двое, прижав Джильку к стене, тискали ее своими ручищами, возбужденно сопя и посмеиваясь. Двое других, видно, предпочитали материальную выгоду, потому что исследовали содержимое сумочки своей жертвы.
Первым побуждением Рамирова было разогнать шайку негодяев, как стаю шакалов. Однако, в руке одного из подонков сверкнул луч лазерного ножа, и лезть в драку сразу означало рисковать жизнью дочери. Поэтому Ян, изображая подпившего, а потому занудного и туповатого, простака, выписывая ногами кренделя, двинулся по тротуару, бурча на ходу:
- Че эт вы здесь делаете, ребята, а?
Один из стив-уолкеров бросил через плечо:
- Хотим послушать, как крик девушки переходит в крик женщины!
- Чего-чего? - "тупо" удивился Рамиров.
Он был вынужден остановиться, потому что двое парней загородили ему дорогу.
- Что-то мне твой фейс знаком, падаль, - сказал один из них, изучая лицо Рамирова в свете, падавшем из витрины аптеки. - Ты что, тоже претендуешь на участие в "групешнике"?
Больше всего Рамиров сейчас боялся, что дочь крикнет "Папа!", но один из парней, тискавших Джильку, предусмотрительно зажимал ей рот.
- Так вы... это... трахать ее собрались, что ли? - невинно поинтересовался Рамиров, покачиваясь из стороны в сторону.
- Фу, как грубо, - ответствовал стив-уолкер, который, судя по всему, был главарем этой мерзкой компании. - Мы просто хотим подружиться с "найсовой" девчонкой...
- Уперев ее головой в стену, - добавил другой. Парни дружно, как по команде, загоготали.
Рамиров стиснул зубы. Шутники паршивые, подумал он. С завтрашнего дня за два квартала будете обходить эту улицу!..
- А нож-то зачем? - продолжал он играть роль дурака. - Вы же ее... это... порезать можете. По неосторожности...
- Порезать не порежем, - задумчиво отозвался главарь. - Но того здоровья у нее уже не будет!
Среди своих он, видимо, пользовался репутацией заслуженного юмориста.
- Ну, тогда я пошел, - словно только что осознав смысл происходящего, сказал Рамиров и сделал вид, будто собирается двинуться дальше по тротуару.
Стив-уолкеры опять зашлись противным смехом.
- Ну нет уж, - сказал главарь шайки, хватая Рамирова за шиворот и швыряя его к стене рядом с Джилькой. - Ты нам еще понадобишься, жаба, поэтому тебе придется подождать, пока мы с "герлой" закончим...