Улицы Парижа заполняли люди, что мечтали увидеть своего короля на расстоянии вытянутой руки, когда к нему, как к святому можно прикоснуться, чтобы пасть на колени. Воскресенье. С самого утра шум заполнял улочки Версаля, деревенек и все придворные бурно обсуждали решение короля Наваррского принять католичество, как истинно верную религию. Я стояла у окна и просто наблюдала, как трубачи сопровождали предшествие короля. Они играли так громко, что не было слышно людей, но когда сквозь толпу музыкантов и свиты появился его лик, он словно Цезарь (но не наш сын, конечно же) вытянул руку, чтобы поприветствовать своих поданных, то был усыпан яркими цветами и женскими восхищенными криками. Его белое одеяние, что придавало невинности было на самом деле порочным до ужаса. Я должна была присутствовать на его крещении, как человек, что помог ему принять верное решение. «Да здравствует король!» - кричали люди, и мужчины подбрасывают в небо шляпы. Лигисты, испанцы не щадили свои голоса, и все горлопанили приветствия, как можно громче. На пороге церкви Генриха уже ожидал архиепископ.
-Кто Вы, сын мой, на пороге храма Божьего?-спросил архиепископ.
-Я король Франции.-уверенно ответил Генрих.
-О чем Вы просите Господа, сын мой?
-Я прошу принять меня в лоно католической, апостольской и римской церкви.-произнес король, и женщины подбросили над его головой цветы, что рассыпались разноцветными соцветиями, ударяясь о его плечи.-я желаю этого искренне, и прошу так, как может просить только раскаявшийся во всех прегрешениях и желающий прийти к Богу человек.
Люди толпились на ступенях, старались повыше забраться на гобелены, чтобы увидеть, как их король принимает одно из важных решений всей жизни. На все задаваемые архиепископ вопросы он отвечал безупречно, чисто, невинно. Так, словно никогда в жизни не смотрел на обнаженную женщину и не прелюбодействовал на супружеском ложе при живой жене. Он обернулся и посмотрел в толпу, и придворные дамы снова осыпали его ромашками, но только я знала, что его взгляд…его пронзительный взгляд был подарен мне. «Да здравствует король» -прошептала беззвучно я, и его щеки порозовели. Генрих приклонил колено переде архиепископом.
-Перед лицом Всемогущего, я торжественно обещаю и клянусь жить, и умереть в лоне католической, апостольской и римской религии, охранять и защищать ее от всех, ценой собственной жизни, а также отказаться от всякой ереси, враждебной этой церкви.-в голосе слышалась неподдельная уверенность, которой я почему-то гордилась.
Только после этого архиепископ позволил королю Франции Генриху Наваррскому войти в дом Божий, где он наконец-то исповедовался, прослушал мессу, и как мне казалось, но все обдумал. Все это время люди терпеливо ждали, когда фигура короля снова появится на ступенях церкви. Я решила, что будет уместно пройтись по глухими, безлюдным улочкам Франции, ибо все жители сейчас столпились у церкви. Мне нравилась та тишина, что царила в домах, трактире. Резкий женский визг, восторженный мужской крик и заветные слова «да здравствует король» - оповестили о выходе Генриха из храма. В честь этого знаменательного дня, король Наваррский подбросил золотые монеты в воздух обрадовав простой люд, что еще ценит экю, как счастье и готовы рвать глотки за лишнюю монету.
Как только свита вернулась обратно в Версаль, и Генрих решил с веранды снова поприветствовать своих поданных, он вышел и просил охраняющих замок лучников расступиться, чтобы рвущиеся женщины, что так страстно хотели посмотреть на короля «смогли его лучше разглядеть». Я покачала разочарованно головой, и решила вернуться в свои покои. Странно, но я ожидала, что этот день будет полон серьезности, надежды, но он был превращен в бродячий цирк, где главным шутом оказался король Генрих. В мои покои влетела Бекка. Я была удивлена ее визитом. Девушка выглядела беспокойно, испуганно и немного растрепана. Она быстро закрыла двери, и подпирая стулом ручку двери, она подбежала ко мне и крепко сжала мои ладони в своих потных руках.
-Что случилось, Бекка?-спросила непонимающе я.
-У нас большие проблемы.-прошептала девушка.-члены Лиги, что были против гугенота на троне, как-то узнали, что за решением короля принять католическую веру стоите Вы, милая.-голос ее дрожал, и она все время косилась на окно.-теперь, они хотят убить Вас. Виктория передала Вам это…
«Мне вручена памфлета. Вы необузданное сластолюбие, что ведет гасконца к гибели. По моим подсчетам, лигистов, что строили покушение на Вас было пятеро. Двое из них получили свой подлый удар в спину от моих, как Вы смели выразиться «крыс». С уважением, Ваша Виктория».
Я приняла сложное решение. Поселиться в Монмартрском аббатстве было для меня лучшим решением. Бросила все. Все, что связывало меня с Версалем, и только сына забрать я не могла. Бекка согласила мне помочь, но только сердце разрывала тоска по самому дорогу, что я имею в жизни. Мой ребенок. В аббатстве меня встретила аббатиса Клод де Бовилье. Молодая девушка юного возраста была рада моему приходу, и на некоторое время, я даже почувствовала себя спокойнее. Вечерами мы прогуливались несколько часов, а после обеда читали книги. Читала я, а Клод больше слушала. По письмам Виктории я получала ответы на свои вопросы, и ведь именно она рассказывала мне о сыне, и о политическом настроении в Версале. В одном из писем я узнала, что…
«Из взбалмошных лигистов остался только один, но его следы затерялись на пороге Монмартрского аббатства. Бойтесь удара в спину, моя дорогая. Король Генрих Наваррский не придумал ничего лучше, как объявить войну Испании, благо она пока не готова вести войны и просто отказывает ему в удовольствие кровопролития. Я готова поклясться, что он не решиться на это снова. Впрочем, своим обидчикам и главным палачам гугенотов в Варфоломеевскую ночь он отомстил. Никогда ранее я не слышала столько криков. Архиепископ, что хотел заступиться за палачей был казнен не менее жестоко. Сваренные заживо люди стали предметом громких обсуждений, как и цена за Вашу голову, и обнаженное тело, которое хотели видеть лигисты. В любом случае, Цезарь в безопасности, и можете положиться на эскадрон, что с малышом ничего не случится. Отвечаю за него своей головой. Генрих покинул замок три дня назад. О его местонахождении пока ничего не известно…»
Поздней ночью, когда луна освещает всю красоту аббатства, я выхожу на длинную веранду, что соединяет узким коридором кельи. Прохладный ветер обнял меня за плечи, и я, накинув шаль, направилась бродить из стороны в сторону по каменному коридору без крепких стен. Вдруг, я увидела, как из своей кельи вышла Клод, и мое любопытство взяло вверх. Я хотела знать, куда приводят порочные мысли столь невинную девушку, и почему она здесь при своем столь юном возрасте. Ничего запретного, ибо Клод вышла в яблоневый сад, в котором росли большие, с крепкую мужскую руку сочные, красные яблоки…
Ах, Клод…так странно видеть такую изящную девушку в одеяниях монахини, и так горько осознавать, что ее однажды предали, ибо в монахини никто добровольно не идет, когда во главе Франции стоит род выскочек Медичи и их протеже. Впрочем, то что наш Генрих двоюродный брат бывшей супруги, никак не мешает ему быть таким же скверным, как и весь этот проклятый род. Если так подумать, то я ненавижу каждого, кто хоть как-то связан с этой скверной династией, ибо кроме ножа в спину никто ничего от них больше не получил. Взять хотя бы мою маму, то как отблагодарил ее Генрих II за все удовольствие, что она дарила ему? Была прогнана прочь самой Екатериной Медичи…униженная, раздавленная женщина, что стала искать утешения в сильных мужских руках, и все это благодаря королеве матери…а как отблагодарила меня Екатерина? Я помню этот день…я помню его так, словно он был вчера. Помню, как стояла обнаженная посреди зала и каждый желающий мог ткнуть в меня пальцем, чтобы прошептать свои грязные словечки и замечания. Вдоволь напившись властью морального унижения, Екатерина Медичи пихнула меня в сторону, бросила на пол разорванное платье и послала к чертовой матери…откуда, как она сама считала «нет дороги назад».