Я не просила короля о всех его щедрых подарках, но и как преданная ему фаворитка отказаться не могла. К тому же, я прекрасно понимала, что если откажусь от щедрот, то король найдет дурнушку, что не откажется от них. Вся Франция стояла на ушах и думала, что после падения Кале король немедленно двинется на защиту оставшихся городов от испанцев. Увы, но горожанам пришлось глубоко разочароваться в домыслах, ибо Генрих даже и не думал об этом. Он не думал о войне, не думал об испанцах, о лиге. Впрочем, он не думал даже о том, что является рабом собственной страсти ко мне. Он врал, как заядлый азартный игрок, и тем отвратительнее чувствовала себя я. Король писал, что мы отправимся в Амьен, чтобы в случае нападения испанцев отбить город, но это было очередная ложь, ибо неделю спустя мы оказались в Монсо…
Мне было стыдно за себя, за него, но только кто такая фаворитка в глазах самого короля? Очередная женщина, что способна подарить ему чистый рай за тяжелыми, желтыми балдахинами, и только…Он забыл о войне, забыл о своих обязательствах, и уже давно не вспоминал об испанцах. Генрих оставался в Монсо до самого октября. Кутеж стало его полем боя, а прогулки по окрестным лесам, банкеты для новых друзей, рассказывал за этими пирами он истории о своих победах, которых на самом деле не было. Я краснела каждый раз, когда мне приходилось поддакивать и кивать головой, прижиматься щекой к его плечу и выглядеть «счастливой»…и только одно оставалось его любимым военным походом…поход на громадную постель за стенами желтого балдахина, где он проводил своим самые изнуряющие военные действия.
Народ бунтовал, и это можно было понять. Вскоре, хоть и не явно, но и я встала на сторону народа. Высказывая королю все людское недовольство, я впервые смогла его опечалить. Он со страхом осознал, что дело идет к печальной развязке. Ограбленный своей наивностью, вынужденный носить рванные рубахи и камзолы, он, поняв, что катастрофа неминуема, решил обратиться за помощью к своим гражданам. Удивительно, но мудрое решение. Не ко мне…не к человеку, которому отдал королевскую казну, награбленные драгоценности, не ко мне, как к богатейшему человеку Франции…а к людям. Приливы…постоянные приливы, головокружения и недомогание. Усталость. Восьмой месяц беременности давался мне тяжело.
В октябре он созвал в Руане нотаблей с тем, чтобы обсудить мероприятия во восстановлению финансовой системы. И снова театр…снова эта блаж.…рассчитывая поразить население Нормандии зрелищем блестящего, элегантного, важного французского двора, он попросил меня, чтобы я прибыла в Руан раньше него…все для чего? Чтобы обставить свой приезд с большой помпой. Бургомистр встретил меня со всеми почестями, что обычно достойна только королева, но был один человек, что отличался смелостью, чтобы высказать мне в лицо все людское недовольство. Архиепископ просил меня остановится в одном отдаленном аббатстве, чтобы не позорить короля и тем более Францию. Одним единственным человеком, что был готов броситься, чтобы растерзать в клочья мою честь был один каноник собора. Он вышел нагло, можно сказать, как монарх и открыто заявил при всей массовости людской толпы, что «это всего лишь очередная шлюха короля, а вы…дурни, кланяетесь ей в ноги».
-Как Вы смеете так отзываться о любимой женщине короля?-раздался уверенный, но такой миловидный мужской голос.-сейчас же извинитесь перед королевой Франции, невежество.
-Господин Бурбонский,-прошипел каноник.-не сочтите за дерзость, но шлюхе кланяться…
-Быть может, Вам, святейший, милее дыба чем королевская добродетель?-Антуан хитро улыбнулся.-милая, будьте уверены, что эти недостойные святоши больше не посмеют даже подумать о Вас в этом грязном ключе.
-Мой дорогой, Антуан, давайте оставим почести и все эти преждевременные коронации.-я вздохнула.-мне нужно побыть одной.
-Мне приказ то, что хочет моя королева.-Антуан склонил голову в уважении и улыбнулся.-прошу, следуйте за мной, я покажу Вам покои достойные королевы…
Король Генрих IV прибыл только на следующий день. Меня трясло от ужаса, что он…что он не может даже собрание открыть без своих глупых шуточек. К делу перешел неспешно, и по скучающим лицам депутатов было ясно, что его возгласы, «умные», как он считал, речи – ветер гуляющий в дворцовых стенах. Бессмысленный, пустой ветер, что обдувает голые женские щиколотки. Я пряталась за тяжелыми, бархатными шторами, и краснела. Краснела, словно впервые услышала грязное словечко в спину. Краснела, словно впервые оголилась перед мужчиной. Увы, депутаты оказались глухи к обращениям, и увещеваниями короля. Мне ничего не оставалось, кроме, как поборов стыд дождаться вечера, чтобы попросить взаймы деньги у королевы Англии. Я знала, что женщина женщину всегда поймет. Лояльности ее не было предела, и она без лишних вопросов одолжила Франции двести тысяч экю.
В суматохе военных забот нашлось место и радости. Моя дочь…Екатерина-Генриетта…
Глава 11
В начале февраля мы покинули Нормандию, вернулись в Париж, где король…черт бы его побрал, начал расходовать одолженные ему великодушной королевой Англии деньги, устраивал никому не нужные балы, развлекал, как только можно своих новых фавориток. Снова я отошла на второй план, и, наверное, это было в чем-то естественно. Возможно, Виктория изначально была права и роль королевы мне просто не уготовано по судьбе. Я тоскливо бродила по коридорам Версаля, и вслушивалась в шепот, что скрыт в холодных стенах. Мне казалось, что единственный понимающий меня человек была Бека. В ее глазах скрыта печаль, но только за этой истинно королевской улыбкой таился настоящий пожар скрываемых чувств. Странно, но она совершенно не похожа на придворных женщин. Ребекка скромница, хотя в прошлом и была частью того самого знаменитого «летучего эскадрона Екатерины Медичи». Смешно, но именно от этой робкой девчонки наш любимый король получил неуверенную пощёчину, когда силой хотел сделать ее новой фавориткой.
Я прошла в зал, где вечером король собирает пышные пиршества, и застала малышку Беку за чтением английской книги о любви. Она подняла свои карие глаза услышав шорох, издаваемый мною по глухому камню, и уголки ее небольших губ приобрели форму мягкой улыбки. Я кивнула ей, и девушка, закрыв книгу с закладкой встала, чтобы приветствовать меня поклоном, но только я успела остановить созданный месяцами никчёмный фарс. Фарс…именно так…блажь, которой можно охарактеризовать все мое существо. Наверное, стоило отступиться и позволить судьбе вершиться по всему канону. Так смешно, но ведь я, возомнила себя настоящей Французской королевой, возомнила себя женой короля и любящей матерью, но только…нужны ли мне дети, если они в будущем ничем не будут отличаться от крестьянской черни?
-Габриэль, о чем Вы задумались?-Бека вопросительно склонила свою голову на бок и ее мягкие, пшеничные волосы заблестели в лучах тусклого, солнечного света.-могу ли я помочь?
-Ах, милая Бека,-я грустно улыбнулась. Протянув ладонь к ее волнистым локонам, я нежно убрала спадающую на щеку прядку.-проиграла в игре сильных, разочаровалась в собственных силах и если честно, то рада, что вышла из игры более хитрых. Знаете, я так любила его…-слезы предательски скатываются с глаз и закрывая ладонями лицо, я не могу остановить этот дождь из соленых слез.-я так хотела помочь ему сделать страну великой, сделать его могущественным, что глядя на этот маскарад…-вздох.-я обжигаюсь о собственную слабость. Я обжигаюсь об эту горечь.