-Что касается поисков за пределами,-снова продолжил король.-я Вам скажу, что смог бы притерпеться к инфанте испанской, хотя она несколько старовата и чуточку уродлива, если бы только вместе с ней я мог жениться на Нидерландах. Однако король Филипп весьма далек от подобного намерения.-Генрих засмеялся.-я бы не отказался и от принцессы Арабеллы Английской, лишь бы только она была объявлена законной наследницей. Мне так же говорили о нескольких немецких принцессах, но женщины этой страны мне совсем не подходят. Если бы я женился на одной из них, мне бы всегда казалось, что у меня в постели бочка. У герцога Флорентийского тоже есть племянница, Мари, румяная и белокурая, про которую рассказывали, что она очень красива, недоступна для мужчин, но, к сожалению, красавица принадлежит к тому же роду, что и королева Екатерина, причинившая столько бед Франции, да и мне самому: поэтому я сильно опасаюсь этого союза, и мне никто этого не советует. Вот все, что касается иностранок.-Генрих наполнил стакан вином и отпив глоток продолжил философию.-если же говорить о тех, кого можно найти в самом королевстве, то вот, например, моя племянница де Гиз. Красивая, рослая, похоже, может иметь прекрасных детей, и мне она очень нравится, несмотря на кое-какие слухи, которые про нее распускают, потому что, на мой вкус, пусть лучше женщина немного, увлекается любовью, чем окажется вздорной. Но меня пугает чрезмерное пристрастие, которое она питает к своим братьям из Лотарингии.
Виктория прервала молчание.
-Сир, что Вы говорите? Из такого нагромождения плюсов и минусов я могу заключить только, что Вы желаете жениться, но не находите на земле ни одной женщины, которая бы вам подходила. Уж не обратить ли по этому поводу с мольбой к Богу, чтобы он немного омолодил корову английскую? Впрочем, зачем мелочиться? Может быть Бог вернет к жизни Маргариту Фландрскую? Марию Стюарт?-поэтесса взяла с подноса ярко-зеленое яблоко.-по моему мнению, ни значительное состояние, ни королевское происхождение Вам совершенно не нужны. Лишь бы у Вас была женщина, которую Вы сможете любить, и которая родит Вам сына, чтобы все французы радовались и любили его всей душой.
Генрих улыбнулся. По его бестолковому взгляду мне стало понятно, что этот ненормальный думает, что поэтесса разделяет его выбор. Боже, дай же ты ему наконец-то мозгов.
-Если Вы высказываете за то, чтобы моя женщина имела три главных качества: красоту, хороший характер и возможно подарить сына, тогда подумайте сами, не знаете ли Вы хотя бы одну, обладающую всем этим?
Виктория сделала вид, что размышляет, и надкусив кислое яблоко покачала головой.
-Так, а что Вы скажете, если я назову Вам такую?-он поставил бокал на столик.
-Назовите же ее, сир.-ответила поэтесса.-потому что должна признаться, но даже моего прозорливого ума не хватает на это.
-Ох, ну и хитрая же Вы бестия!-воскликнул король разражаясь искренним смехом.-но я прекрасно вижу, чего Вы ждете, прикидываясь простачкой и невеждой. Вы хотите, чтобы я сам ее назвал. Что ж, я готов это сделать, потому что Вы вынуждаете меня признаться, что все три условия соединены в нашей дорогой Габриэль.
Я готова была завизжать от восторга, но вдруг Виктория нахмурила брови, и Генрих изворотливо продолжил…
-Я не потому заговорил об этом, что собираюсь на ней жениться.-пошел на попятный король и поспешно открестился от сказанного.-а лишь для того, чтобы узнать, что Вы скажете, если, за неимением другой женщины, мне бы вдруг пришла в голову такая нелепая фантазия, и я бы приказал Вам высказаться откровенно, поскольку я доверяю Вашему мнению, и хочу, чтобы Вы в первую очередь говорили мне всю правду.
Виктория некоторое время молчала, потом серьезно и в свойственной ей манере неторопливо высказала свое мнение.
-Сир, я скажу, что, помимо всеобщего осуждения, которое Вы можете навлечь на себя, и стыда, который Вы испытаете, когда Ваш любовный пыл охладиться, я даже представить себе не могу более подходящего средства для раздувания интриг, ссор и притязаний, которые могут произойти из-за Ваших детей, рожденных столь необычным образом, без соблюдения принятых формальностей. Что касается первого ребенка, никто не сможет отрицать, что он был рожден в двойном адюльтере. Ваша дочь, появившаяся у Вас теперь, имеет больше пре-, поскольку появилась на свет в результате простого адюльтера. А те, что родятся позже, когда Вы женитесь, станут утверждать, что только они и являются законными. Обо всех этих трудностях я предлагаю Вам подумать на досуге, прежде чем скажу что-то еще. Кстати, Вас считают доброй душой, но вот…-Виктория склонилась над плечом короля и тихо произнесла.-есть у короля шлюха, которой нужны красивые платья, всякие побрякушки за которые платят Ваши поданные.
-Какой вздор.-воскликнул Генрих.-что за глупости???
-И ладно бы, если бы она принадлежала только Вам, но ведь поговаривают, что она не прочь обниматься и с другими…
С каждым словом Генрих менялся в лице. Озлобленный, разочарованный он покинул зал. Стих его пыл, желание делать меня своей женой, новой королевой, любимой женщиной. Я со всей силы толкнула тяжелые массивы ткани и была готова придушить говорливую поэтессу, но по выражению лица полной задумчивости остановилось. Аккуратно прикоснувшись ее напряженно плеча, я склонила в любопытстве голову.
-Виктория?-шепотом позвала ее я.
-Не избежать Вам покушений. Будьте внимательны, и да, Габри, лишний раз не пейте и не ешьте ничего из рук незнакомцев. Расправились мы с яркими войнами, но Ваша война только начинается. Если честно, то послушайтесь моего совета и отступитесь. Битва за гасконца разразиться масштабная, а Ваша смерть станет моим самым главным наказанием. Вскоре двор превратится в настоящий рассадник интриг.-Виктория вздохнула.-флорентинцы всеми силами помешают Вам стать королевой.
Нет никакого наследника Франции…нет никакой любви…
Глава 13
«Фаворитка мешала всем — даже святому престолу.» Леоне Перре
Весна прекрасное время года. От начала холодного марта до нескончаемого порыва не менее холодного ветра до конца месяца. От первых распустившихся почек вкусно пахнущих цветов яблони до первых ноток теплых дуновений апрельского ветра. От первых лучей теплого солнца в начале непокорного мая до его последнего дня прощающейся с нами весны. Витающее в воздухе атмосфера романтичности схожа по своей ветреной натуре с моим любимым королем. Я не чувствовала, что все сказанное Генрихом было правдой, и верить в любовь этого человека крайне сложно, но только почему тогда, когда он так нежно смотрит в мои глаза, я забываю свое имя, и хочу бросить к его ногам все…все…гордость, честь к его ногам. Его шепот может ранить, и рассечь сердце холодным янтарем, что, стекая по пальцам засыхает в форме острых ножей. Он украл мое спокойствие, он украл мое сердце, и я плачу от одной только мысли, что однажды перестану видеть эти такие родные для меня глаза, что, не стесняясь врут, но эта ложь так полюбившаяся мне стала новой молитвой, а между тем наступил май…
В течении всей весны мой Генрих вел себя, как влюбленный школяр. Он совершенно забыл о своих государственных делах, но не удивили этим никого из советников. Все видели только то, что король влюблен, что он встает с первыми лучами солнца, поет с птицами и мурлычет мне на ухо всякие нежности, словно ленивый, но такой ласковый кот. Сердце замирает от предвкушения его прилюдного поцелуя в шею, и я чуть ли не теряю сознание от переполняющих меня чувств. Из окна своих покоев я наблюдала, как мой король мечтательно прогуляется по лесу, и повсюду, где мог, чертил мой вензель. Буква S перечеркнутая чертой была нехитрым ребусом, что скрывало мое имя. После таких одиночных прогулок, он возвращался в замок, где снова пропадал в стенах своего кабинета, где трудился над сочинениями любовного характера, и я не про постель. Он писал мне письма, пропитанные любовью, слагал песни, стихи и в открытую вставал перед мной на колени, целовал руки и клялся в любви. «Мои стихи гораздо лучше передадут Вам мое состояние, чем это могла бы сделать проза»-говорил он всякий раз вручая мне конверты со строчками своих стихов и краснея, скрывался в дверях спальни, кабинета, кухни, да где угодно, но только бы оставить меня наедине с его рифмами.