Тут мой взгляд упал на стол, и я так громко вскрикнула, что Катька подпрыгнула и схватилась за сердце. Я вытянула дрожащую руку и указала на кружку, стоявшую между тарелками и стопками.
- Это не моя… Это не моя посуда! - повторила я. - У меня такой никогда не было! Понимаешь?
Кружка выглядела слишком дешевой, чтобы моя мама согласилась принести ее в дом. Обычный керамический ширпотреб, который продается в любом универсаме, разрисованный цветочками, с толстой ручкой… Ничего особенного.
Внутри кружка была покрыта грязными темными разводами, похожими на кофейные.
- Точно не твоя? - потребовала ответа Катерина. - Ручаешься?
- Стопроцентно!
- Может, Пашка купил, а ты не заметила?
- Не может, - ответила я твердо. - Пашке нравилась наша посуда. Он бы не стал покупать такую дешевку.
Катерина задумчиво кивнула. Наклонилась к кружке, принюхалась.
- Кажется, кофе. Что же это получается? - спросила она. - Выходит, этот… потерпевший явился в твой дом со своей кружкой? И при этом на нем был вечерний костюм с галстуком-бабочкой?… Полный маразм!
Я плюхнулась на стул, яростно растерла ладонями лицо. Голова, уставшая от недосыпания и постоянного стресса, гудела как колокол.
Минуту мы сидели молча и, ничего не понимая, растерянно пялились друг на друга. Тут тишину разодрал громкий звонок в дверь, и мы с подругой, не сговариваясь, подпрыгнули на стульях.
- Господи! - произнесла я.
А Катька добавила:
- Совсем плохие стали.
Звонок повторился. Требовательный, настойчивый звонок, вызывающий желание вытянуться по швам и замереть.
- Может, не открывать? - спросила Катька.
- А если милиция? - возразила я.
- Не могли они так быстро нас вычислить!
- А если смогли?
Чья-то властная рука нажала на звонок и не отпускала его целую минуту. Я встала. Катька перехватила мою ладонь.
- Не открывай!
- Дверь выломают, - сказала я.
- Пускай ломают!
- Ну да! Мало Пашке из-за меня неприятностей, еще и дверь менять придется! Нет уж, мать, пойду открою.
Катька побледнела. Я сжала ее пальцы и тихо попросила:
- Ни о чем не беспокойся. Ты тут вообще ни при чем. Я сама разберусь.
Звонок заголосил как ненормальный. Мне даже показалось, что звук стал громче, чем обычно. Милиция. Как пить дать милиция. А у меня улики на столе… Да ладно, плевать! Скорее бы все кончилось!
Я подошла к дверям комнаты, окинула прощальным взглядом все ее великолепие. Наверное, меня сразу заберут и я всего этого еще долго не увижу. Лет восемь как минимум.
Я встретилась взглядом с мамой на портрете. Мама смотрела на меня со стены, и глаза ее были мрачными.
Я помахала ей рукой, тихо сказала:
- Вот такая я дура. Прости меня, ладно?
Повернулась к входной двери, отперла замок и, увидев посетителя, тут же плавно съехала вниз по стеночке: настолько неожиданным и огромным было облегчение.
На площадке стоял мой заклятый друг и коллега Тепляков.
- Привет! - загрохотал Ванек, жизнерадостно перешагивая через меня, как через труп. - Ты чего не открываешь? Оглохла? Или любовника в окно выбрасывала? А?…
И Тепляков захохотал, довольный своим плоским юмором.
Я с трудом забарахталась, пытаясь встать. Выпрямилась, схватилась за ручку двери. Почему-то меня ноги не держали.
- Сволочь ты! - сказала я с чувством. - Чего явился с утра пораньше?
- Как это? - удивился Ванек. - За машиной! У тебя моя машина осталась, ты не забыла?
Ванек снял куртку и повесил ее на вешалку. Ясно. Он у меня еще и позавтракать собирается. Доесть лапшу «Доширак», до которой вчера очередь не дошла. Имеет право! Как говорится, за все уплачено!
- А картины? - продолжал перечислять Ванек. - Три шикарные картины в шикарных рамах! Надеюсь, ты их забрала на ночь в дом?
- Забрала, забрала. Вот они, твои шикарные в шикарных рамах.
Я кивнула на картины, прислоненные к стене.
- На пол бросила! - возмутился Ванек.
- Не бросила, а поставила!
Ванек крякнул, выставил вперед толстую руку и с наслаждением принялся подсчитывать убытки:
- Ну, мать, я не знаю, что тебе сказать. Поцарапала - раз. - Он загнул мясистый палец, похожий на баварскую колбаску. - Пыль на краски натащила - два. Ты же грамотный человек, должна понимать, что…
Тут Тепляков неожиданно заглох, как отработавший мотор. Я обернулась и увидела Катерину. Она прислонилась к стене, сложила руки на груди и с интересом прислушивалась к нашему содержательному диалогу.
Увидев мою подругу, Тепляков как-то сразу усох и стал меньше ростом. Я бы даже сказала, что он съежился, выискивая пути к бегству. Но я уже сориентировалась и вытащила из двери ключ. Ванек смирился с поражением и тяжело вздохнул.
- Что ж ты меня вчера не дождался? - осведомилась Катерина задушевным тоном, которым, как я думаю, она обращается к своим пассажирам.
- Я… это… торопился…
- Куда? - удивилась Катя. - Куда тебе торопиться, Тепляков? Твои поезда давно ушли! Да я смотрю, ты мне совсем не рад, - огорчилась она.
- Почему? Рад, - отозвался Ванек, но как-то не очень убедительно.
- Это приятно. А уж как я рада!…
Катька не договорила и широко развела руками, словно собиралась заключить Теплякова в объятия. Наверное, Ванек подумал то же самое, потому что быстро попятился в гостиную.
- Ты куда пошел? - закричала я. - В грязной обуви!
Ванек замер на месте, тяжело дыша. Его глазки забегали по сторонам. Он уже понял, что удрать без потерь не удастся, и теперь судорожно прикидывал, как вырваться с наименьшим уроном.
- Я слышала, ты вчера картинку продал, - продолжала Катерина, надвигаясь на Теплякова, как предвестник цунами.
- П-продал… За пятьдесят баксов!
- Мне сказал - за двести, - уличила я.
- Пошутил, - быстро открестился Тепляков.
- А вот мы сейчас проверим, - сказала Катька.
Прежде чем Тепляков что-то сообразил, она запустила руку во внутренний карман его куртки и выудила бумажник.
- Не смей! - заверещал Тепляков. Дернулся с места, но я быстро подставила ему ногу, и коллега с грохотом растянулся на полу.
- Растешь на глазах! - похвалила меня Катерина. - Просто не узнаю!
Я скромно потупилась. Да уж, заслужила комплимент. Сама себя не узнаю. Подруга расстегнула толстый бумажник, пересчитала купюры.
- Ты смотри, как хорошо живут нищие художники, - удивилась она. - В рублях… раз, два, три, четыре… пять тысяч. А в долларах… почти семьсот. Тепляков, ты котируешься не хуже Рембрандта!
- Это на стройматериалы, - хмуро ответил Ванек. - Я дома ремонт начинаю. Будь человеком, не трогай, я тебе все завтра отдам.
- Ай-яй-яй! - укорила Катерина. - Как не стыдно так нагло врать! Про то, что ты мне завтра отдашь, я слышу с прошлого года! Тепляков, неужели трудно придумать что-нибудь другое? Ну, например, что тебе предстоит операция по смене пола. Или что на тебя наехал художник Шилов, ревнующий к славе и таланту… А, Тепляков? Слабо?
Ванек не ответил. Он сидел на полу и хмурился, потирая толстую ногу.
- Ушибся? - догадалась Катерина. - Бедняжка. Ну ничего, до старости заживет. В общем, так: свои две тысячи я забираю. Ты не против? Кстати, сколько ты у этой дурочки вчера увел? Сотню баксов?
Катерина достала из бумажника стодолларовую бумажку и протянула мне. Я сунула деньги в задний карман брюк.
- Не смей! - взревел Ванек. - Она мне сама отдала! Я на продукты потратился! Один вискарь четыреста рублей стоил!
- Ваня, ты сам его и выпил, - напомнила я.
- Ну и что?! Все равно непорядочно!…
Договорить он не успел. Катерина вынула из бумажника еще одну стодолларовую бумажку и задумчиво пошелестела ею в воздухе. Ванек умолк, испуганно глядя на Катьку.
- Вань, одолжи сотню, - попросила Катерина. - Я завтра отдам.
- Не могу!
- Почему? Я тебе одалживала!
- А я не могу!
Я снова пришла на помощь подруге:
- А мы твою машину помыли! А тебе все некогда.
Тепляков смотрел на нас, подозревая новый подвох, однако все же поблагодарил.