Мы миновали огромную квадратную прихожую с роскошным ковром посередине и вошли в просторную гостиную. Валентина Ивановна окинула ее опытным взглядом и сказала:
- Ну, тут работы немного. Как видишь, все на своих местах, никакого бардака. Тебе повезло. Иногда Штефан устраивает посиделки, после которых сюда войти страшно. А сегодня просто идеальный порядок. Надо же, не успел нагадить. Видимо, мотался по своим командировкам.
Третья комната была отведена под роскошную, я бы даже сказала, кокетливую спальню. Валентина Ивановна взглядом указала мне на игривую акварель в духе Ватто, висевшую над кроватью, и многозначительно хмыкнула:
- Чуешь, какое место в квартире самое главное? Говорю же: самец, каких мало. Айда на кухню.
Длинный коридор привел нас на кухню: современная мебель, отличная техника. Здесь тоже царил образцовый порядок, только в раковине стояла чашка с засохшими коричневыми разводами.
- Ну, мать, - сказала начальница, - повезло тебе. Получишь сто долларов, можно сказать, на халяву. Значит, так: протрешь пыль, почистишь ковры и мягкую мебель. Кстати, где-то я видела у него пылесос…
Валентина Ивановна вышла в коридор, открыла дверь кладовки.
- Маша! Вот пылесос. Пользоваться таким умеешь?
Я присмотрелась. Новая модель моющего пылесоса, у меня дома точно такая же. Я ответила, что умею.
- Вот и славно - обрадовалась Валентина Ивановна. - Значит, так: уберешься, закроешь квартиру на все замки, ключи принесешь мне, и я сразу расплачусь. Штефан деньги на уборку оставляет за месяц вперед, как раз последняя сотня в сейфе лежит. Интересно, куда он пропал? Должен еще деньжат подкинуть… Ну ладно, это ерунда. Ты все поняла?
Я кивнула. Почему-то разговаривать в этой огромной квартире было немного страшно. Мне казалось, что дух Штефана находится рядом и насмешливо смотрит на мою испуганную физиономию.
Валентина Ивановна еще раз обвела взглядом высокие потолки, поделилась со мной мыслями:
- Нехилая квартирка. Ее в советское время дали папаше Штефана. Ну, тому венгерскому партайгеноссе.
- А где он сейчас? - спросила я.
- На том свете. Давно помер. Говорят, его жена убила. - Казалось, начальница была очень довольна тем, какое впечатление произвел на меня ее рассказ, и продолжила: - Мне кто-то из соседей говорил. Вроде приревновала она его к какой-то бабе, ну и пырнула ножом. Видно, тоже был кобель, каких мало. Историю замяли, мужика похоронили с партийными почестями. Помнишь, как раньше в газетах писали: «Смерть нежданно вырвала из наших рядов…» - Валентина Ивановна посмотрела на меня и спохватилась: - Хотя ты не помнишь. Маленькая была.
Я кивнула и вернула начальницу к прежней теме:
- А что сталось с его женой?
- Жену отправили в какую-то закрытую лечебницу для нервнобольных. Там она и померла лет пять назад.
Я выслушала историю с напряженным вниманием.
- Как давно это было? - спросила я.
- Что именно?
- Ну, когда погиб этот партайгеноссе?
- Не знаю, давно, наверное. Может, еще в восьмидесятые. - Валентина Ивановна пожала плечами и закруглила тему: - Да ладно, какая разница? Главное, ты убери как следует, чтобы ни пылинки, ни соринки. Добро?
Процокали ее каблучки по паркету, громко хлопнула массивная дверь, отсекая меня от остального мира.
Я вздрогнула, затравленно огляделась вокруг.
Солнечные лучи длинными рапирами пронзали большое окно, пылинки плясали в них, как феи на радуге. Царила полная, абсолютная тишина, молчание завораживало и тревожило.
Я робко покашляла, отгоняя страх. Почему мне все время кажется, что за моей спиной кто-то стоит?
Немного помедлив, я резко обернулась: никого. Как и следовало ожидать.
- Плохо твое дело, девочка моя, - сказала я вслух. - Есть такая болезнь: невроз.
Мне никто не ответил.
Я скинула с себя тяжелое дворницкое облачение. Подошла к раковине, открыла воду, тщательно вымыла чашку. Открыла висячий шкафчик над мойкой, где обычно хранится кухонная посуда. Если я не ошибаюсь, то чашку нужно поставить именно сюда.
Шкафчик был забит посудой. Хорошей, дорогой, но ей было далеко до нашего мейсенского фарфора. Добротный новодел, не более того.
Я ощутила легкую гордость хоть за какое-то свое превосходство. Впрочем, тут же подавила это недостойное чувство, перекрыла воду и пошла в кабинет. Как там сказала Валентина Ивановна? «Не перекладывай бумаги, а то Штефан голову оторвет…»
Глупости. Штефану его бумаги уже не понадобятся, а мне могут очень даже пригодиться. Значит, пойду и внимательно просмотрю их. Почему в комнате так темно? Склеп какой-то! А все потому, что жалюзи на окнах опущены. Я подошла к окну, нашла регулятор и пустила в комнату поток солнечного света. Страх немедленно отступил в темные пещеры подсознания, кабинет стал казаться светлым и радостным.
Я села за письменный стол, устроилась в глубоком кожаном кресле на колесиках. Удобная вещь. Может, прикупить такую же? Но представила такое кресло в своей квартире и тихо засмеялась.
Нет, не стоит. Интересно, куда я его поставлю? Рядом с секретером времен Людовика Шестнадцатого? Такое кресло хорошо смотрится только рядом с современной мебелью, той, что стоит в кабинете Штефана.
Бумаг на столе немного. Еще какие-то коробки с дискетами, плоский компьютерный монитор, деревянная кружка с ручками и карандашами, в углу - прозрачные папки с распечатанным материалом. Интересно, что там?
Я подтянула к себе папку, открыла ее. Написано не по-русски. И даже не по-английски. Видимо, Штефан писал на своем родном языке: венгерском. Увы! Я включила компьютер, придвинула к себе клавиатуру.
Через минуту на мониторе возникла непонятная надпись, из которой я поняла только одно слово: Password. Компьютер требовал ввести пароль.
Я подумала и напечатала в окошечке «Штефан». Компьютер отказался признать его правильным. Какие еще есть идеи? Да никаких! Слишком мало я знаю о человеке по имени Штефан Батори, чтобы что-то предполагать.
Пришлось выключить машину варварским способом: через сеть. Если бы Штефан был жив, то сразу обнаружил бы, что в его компьютере кто-то копался. Но поскольку хозяин этой машины уже никогда не сможет ею воспользоваться, будем считать, я ее не включала.
Я побарабанила пальцами по столешнице, еще раз огляделась кругом. Неужели не найду ничего интересного? Мое внимание привлекла табличка, висевшая на стене между двумя окнами. Я подошла к простенку, сняла табличку с гвоздя. Села в кресло и положила табличку на стол.
Написано не по-русски, но что это такое, догадаться несложно: генеалогическое древо. На самом верху значилось имя, выведенное старинной готической вязью. Я прочла его как «Матиаш». Видимо, так звали основателя рода. Над буквой «М» была нарисована корона, выглядевшая словно зеркальное отражение самой буквы. Смотрелось красиво. Интересно, что означает этот знак? Просто украшение, или…
Или основатель рода, неизвестный мне Матиаш действительно носил корону? Не знаю, не знаю… Нужно полистать справочники по истории Венгрии. Вполне возможно, что был у венгров такой король.
Генеалогическое древо имело странную форму, похожую на острие копья. Расширенное наверху, оно с каждой строчкой становилось все уже, пока не сошлось внизу на одном-единственном имени. Я наклонилась ближе; солнечные блики играли на стекле, покрывавшем надпись, и разглядеть последнее имя было трудно.
Но я все-таки прочитала последнюю запись. Медленно откинулась на спинку кресла и несколько минут после этого просидела в оцепенении, глядя в стену перед собой.
Последним в роду значился Штефан Батори.
Через какое-то время я пришла в себя. Еще раз осмотрела табличку, зачем-то подышала на стекло и протерла его рукавом. И правильно сделала. Выяснилось, что рядом с именем Штефана когда-то было написано еще одно имя. Потом его тщательно стерли, да так, что не осталось даже намека на буквы. Видимо, паршивая овца в роду, которую прокляли, лишили наследства или что-то еще в этом духе.