«Ну и что? - возразил внутренний голос. - Сама говорила, что будешь рада видеть всех, кто помнит. Независимо от профессий, чинов и званий. Забыла? Вот и не обременяй себя ненужными мыслями, - продолжал мой контролер. - Делай то, что сделала бы для любого гостя. Больше ничего не требуется».
Я взяла себя в руки. Действительно, пришел гость - и хорошо. Помянем маму.
Я разлила по тарелкам борщ, добавила сметану, покрошила свежую петрушку. На подносе отнесла все на стол.
Поставила тарелку перед гостем, сказала:
- Ешьте на здоровье.
- Спасибо. А ты?
- Сейчас блины принесу и тоже сяду.
Я вернулась на кухню, вынула из микроволновки внушительную стопку блинчиков и поставила поближе к нашим приборам. Села во главе стола, посмотрела на Ираклия Андроновича.
- Все сделала? - спросил он. - Вот и хорошо.
Гость ловко открыл бутылку водки. Я хотела сказать, что уже выпила два бокала вина и что больше мне пить не стоит. Но посмотрела на Ираклия Андроновича и промолчала. Сама не знаю почему.
- Ну, как полагается, без тоста, - сказал мой странный гость.
Я кивнула.
Ираклий Андронович поднес водку ко рту, опрокинул ее коротким точным движением. Даже не поморщился, взял ложку и принялся помешивать сметану в борще.
Настала моя очередь.
Я подняла рюмку к губам и закрыла глаза. Едкий запах спирта тут же опалил крылья носа. Я задержала дыхание, одним движением вылила огненную воду на язык. Торопливо проглотила, словно боялась передумать, и задышала часто-часто, как собака.
- Закуси. Маша, слышишь?
Я открыла слезящиеся глаза. Гость держал наготове бутерброд с ветчиной и зеленью. Я откусила сразу половину, ожесточенно заработала челюстями. Внезапно во мне пробудился зверский аппетит.
Ираклий Андронович, внимательно следивший за мной, успокоился. Опустил глаза, зачерпнул ложкой борщ, поднес ко рту. Проглотил, посмаковал. Приподнял брови и спросил:
- Сама готовила? Молодец, вкусно.
То ли от этой похвалы, то ли от выпитой водки по моим венам разлилось тепло. Огненный обруч, охвативший голову часом раньше, исчез. Мне вдруг стало удивительно легко. И даже появление такого гостя перестало казаться странным. Ну, пришел человек помянуть известную в прошлом оперную певицу. Что тут странного? Скорее, любопытно.
Я помешала ложкой борщ и не удержалась:
- Ираклий Андронович, можно задать вам вопрос?
- Конечно.
Гость доел борщ, аккуратно отставил пустую тарелку. Потянулся за блинчиком, завернул в него кусочек ветчины. Все это он делал не спеша, обстоятельно, словно совершал некий ритуал.
- Вы говорите, что знали мою маму много лет, а она вас не знала. Как это возможно?
Гость пожал плечами:
- Очень просто! Разве Елизавета Петровна знала по имени всех своих поклонников?
- А вы ее поклонник?
- С тридцатилетним стажем.
Неожиданно я испугалась. Слова гостя натолкнули меня на одно смутное подозрение, которое я боялась облечь в слова. Но Ираклий Андронович обладал неприятным свойством читать мысли, потому что тут же спросил:
- Ты боишься, что я твой отец?
Я чуть не подавилась борщом. Все-таки одно дело о чем-то думать, совсем другое - это услышать. И хотя вопрос был сформулирован не в бровь, а в глаз, я еще не настолько опьянела, чтобы забыть об элементарной вежливости. Поэтому притворно запротестовала:
- Ну что вы! Ничего подобного! Почему я должна этого бояться?…
- Боишься, боишься! - уличил меня гость. - Вон как покраснела, значит, угадал.
Отпираться дальше было бессмысленно, и я развела руками.
- Не то что боюсь… Просто вдруг подумала…
Я смутилась и умолкла. Ираклий Андронович несколько секунд ждал продолжения, потом вздохнул и сказал:
- Нет, Маша, я не твой отец. Мне нельзя жениться, и иметь детей тоже нельзя. Впрочем, что я рассказываю… Ты девушка умная, наверное, поняла, кто я такой.
Выпитое спиртное развязало мне язык. Я не удержалась от легкого сарказма и невинно предположила:
- Католический священник?
Ираклий Андронович исподлобья взглянул на меня. Я опомнилась и спохватилась:
- Извините. Глупая шутка.
- Я не обиделся, - спокойно ответил гость. - Это хорошо, что у тебя есть чувство юмора. С ним жить легче. Я вот шутки понимаю, а сам шутить не умею.
Мы немного помолчали. Чтобы сгладить неловкость, я предложила выпить.
Ираклий Андронович тут же разлил водку, поднял стопку и опрокинул ее все так же молча. Я выпила вторую порцию гораздо смелее. Смешно, но никогда в жизни я не пила водку. Виски, да. Бренди, да. Коньяк - пробовала. Водку - ни разу.
Вторая стопка не ударила мне в голову, как первая. Тепло снова мягко разлилось по всему телу, достигло сердца. И мне уже не казалось, что разговаривать с человеком, сидящим рядом, опасно.
- Ираклий Андронович! Вы знаете, кто мой отец?
Гость взял десертный нож, выбрал из вазы с фруктами мягкую сочную грушу, отрезал от нее длинную дольку.
- Я… предполагаю, - сказал он наконец.
- И кто же это?
Гость положил нож на тарелку рядом с недоеденной грушей и попросил:
- Подожди немного, я хочу разобраться до конца. Ладно?
Я покладисто кивнула.
- Значит, вы больше не считаете, что я у вас что-то украла?
- Не считаю.
Я не могла скрыть своего удивления.
- Почему?
- Потому что ты дочь своей матери.
- А разве раньше вы этого не знали? В нашу первую встречу?
Ираклий Андронович покачал головой:
- Нет. Узнал недавно и совершенно случайно.
- Как?
Гость поднялся из-за стола. Вышел в прихожую и вернулся с небольшим свертком. Развернул бумагу, положил на стол серебряный браслет с бирюзой, сказал:
- Вот.
Я озадаченно смотрела на мамин браслет.
- Ничего не понимаю, - сказала я. - Значит, это вы купили его у Феликса Ованесовича? Но зачем?
Ираклий Андронович снова сел рядом со мной. Взял мою руку, аккуратно надел на запястье браслет, щелкнул миниатюрной застежкой. И только после этого ответил:
- Видишь ли, Маша, этот браслет я когда-то подарил твоей матери. Мне хочется, чтобы он остался в вашей семье.
- Вы подарили маме…
Я не договорила и коснулась свободной рукой браслета. Серебро отозвалось в пальцах отрезвляющим холодом.
- Да, - подтвердил гость. - Я иногда делал твоей матери подарки. Но Елизавета Петровна не знала, от кого они.
Я провела пальцами по лбу, сказала внезапно охрипшим голосом:
- Очень романтично.
- Не в романтике дело. Мне не хотелось, чтобы она считала себя обязанной или возвращала подарки. Мне хотелось, чтобы она их носила. Она носила браслет?
- Да, - ответила я. - Это было ее любимое украшение.
- Правда? - обрадовался Ираклий Андронович.
Гостю было явно приятно. Мы немного помолчали.
- А как вы узнали, что я продала браслет Феликсу Ованесовичу? - спросила я.
- Шофер сказал, что ты попросила высадить тебя у ювелирного магазина. Мои люди приехали и выяснили, что ты принесла ювелиру это украшение.
- А вы думали, я принесла ему что-то другое?
Ираклий Андронович утвердительно наклонил голову.
- Господи, да что же у вас украли? - пробормотала я. - Это что-то ювелирное, да? Драгоценность?
- Можно и так сказать.
Я закусила губу. Меня одолевало невыносимое бабье любопытство. Но гость не дал мне возможности развить тему и спросил:
- Говорят, ты устроилась на работу?
Я опешила.
- Откуда вы знаете?
Ираклий Андронович не ответил. Действительно, глупый вопрос. Знает потому, что не выпускает меня из виду.
- Зачем тебе это понадобилось? - спросил гость. - Хочешь поиграть в детектива?
- Хочу отделить себя от всей этой темной истории, - ответила я мрачно. - Хочу разобраться, что произошло на самом деле.
- Получается? - поинтересовался гость.
Я только вздохнула и пожала плечами. Что-то получается, а что - не пойму. Мозаика не складывается. Может, стоит попросить о помощи? Я прикусила нижнюю губу, посмотрела на гостя.