- У тебя примитивное представление о профессии адвоката.
- Да ладно, пошутил, - отмахнулся Ванек. - Я уверен, что вы беседуете только об искусстве.
- Вот ты, например, о чем с женой беседуешь? - перевела я стрелки.
Ванек удивился и задумался.
- Ты знаешь, а ни о чем не беседую. Вот уже года полтора-два.
Мне стало интересно. Я подперла щеку ладонью, поставила локоть на стол.
- А сколько вы женаты?
- Ужас! Нормальные люди столько не живут! Восемь лет!
- И уже не о чем говорить? - удивилась я.
- Нет, почему… Она спрашивает, я отвечаю.
- И что она у тебя спрашивает?
- Да одно и то же: где деньги, где деньги?… А я отвечаю: какие?
Я сняла локоть со стола, откинулась на спинку стула и со вздохом констатировала:
- Грустная история.
- Обыкновенная, - не согласился Ванек. - Житейская история. И тебя, мать, ждет то же самое.
- Через восемь лет?
- А это у всех по-разному, - утешил Ванек. - Может, вы с Пашкой дольше продержитесь.
- Вот спасибо! Добрый ты, Тепляков!
Ванек плеснул себе щедрую порцию виски. Я быстро накрыла свою стопку ладонью.
- Мне не нужно.
- Как хочешь, - не стал он уговаривать. - Мне больше достанется.
Зазвонил телефон. Опередив меня на секунду, Ванек поднял трубку.
- Слушаю вас!
Я вырвала у него трубку. Господи, неужели Пашка? Что он про меня подумает?! Но, услышав знакомый голос, перевела дух. Это была Катька, моя лучшая и единственная подруга.
- Мария, в чем дело?! Что за хмырь у тебя сидит? - бушевала Катька.
- Это не хмырь. Это Тепляков.
- Придурок! Он что, решил устроить тебе развод?
- Да нет, - ответила я, наблюдая за Ванькой, который резво опрокидывал стопку за стопкой. - Просто он уже ничего не соображает.
- Пьяный, что ли? И чего ты его дома держишь?
- Сейчас допьет свою бутылку и уйдет.
Ванька ухмыльнулся и пообещал:
- Щас! И не мечтай! Я у тебя ночевать останусь. Лягу в зале, под Левитаном.
- Где Пашка? - потребовала отчета Катя и, узнав, что в командировке, резюмировала: - Ну понятно! Муж в дверь, а жена в Тверь!
- Кать, не говори глупости. Лучше приезжай в гости. Сейчас Тепляков окончательно окосеет, и я с ним не справлюсь. Он у меня в гостиной ночевать собирается. Под картиной Левитана.
- Скажи Теплякову, чтобы губу не раскатывал. Ночевать он будет у себя на диване под собственным лубочным шедевром «Москва пряничная».
- Не получится, - ответила я. - Шедевр сегодня продали.
- Отлично! - обрадовалась Катерина. - Выходит, Тепляков при деньгах? Держи его крепко! Он мне до сих пор две тысячи должен! С прошлого года, представляешь?! Все, еду.
- Тепляков, сейчас нагрянет Катерина, и тебе придется расплачиваться.
- За что? - не понял уже изрядно окосевший Ванек.
- За все! Ты почему ей долг не отдал? С прошлого года зажулил, крохобор! Какие-то две тысячи!
Ванек хитро прищурил один глаз, шепотом сообщил:
- А я и теперь не отдам! Оставлю деньги себе! На память!
Он сцапал бутылку и вытряс остатки виски в синюю стопку. Уже без всякого почтения подхватил творение богемских стеклодувов и опрокинул виски в рот. Крякнул, вытер губы тыльной стороной ладони и подцепил последний кусок ветчины. Я молча наблюдала за действиями коллеги.
Все, Ванек почти готов. Бутылка небольшая, но Теплякову много не нужно. Тем паче закуска более чем скромная. Хорошо, что Катерина пообещала приехать. Одной мне выставить его не удастся.
- Угощайся, мать, - предложил гостеприимный Тепляков, икнул и не извинился; ясно - добрал нужный градус. - Слушай, организуй мне чашечку кофе, - попросил он и неожиданно признался: - Катьку боюсь. Подруга у тебя, прямо скажем, термоядерная. Налетит, как цепная реакция, я без последнего гроша останусь.
- Ты можешь умотать до ее прихода, - предложила я.
Ванек съежился, в сомнении глядя на дверь. Надо же, он Катьку и впрямь боится!
- Знаешь, мать, я пожалуй воспользуюсь парадным выходом, - решил он. - Не хочется лететь из окна седьмого этажа.
Я обрадовалась, подхватила Теплякова под мышку и поволокла в прихожую. Надела ему кроссовки, завязала шнурки, подала куртку и потребовала:
- Давай!
- Чего? - не понял Ванек. - Чаевые?
- Ключи от машины давай, придурок! Ты что, думаешь, я тебя в таком виде за руль пущу?
Ванек икнул. Почесал затылок, осведомился:
- А на чем я домой поеду?
- На городском транспорте.
- Вот еще!
- Езжай на такси.
- Денег нет! В магазине потратился!
Я только вздохнула. Пьяный-пьяный, а выгоду свою ни на минуту из виду не выпустит!
Я пошла в комнату, открыла зеркальную дверцу серванта. В самом нижнем отделении переливалась красным стеклом роскошная итальянская ваза в виде ладьи. На дне ее уютно покоились пять сотенных долларовых купюр. Я подцепила одну, вернулась в коридор, протянула деньги Теплякову.
- Вот спасибо, мать. - Ванек цепко схватил бумажку и даже поблагодарил. - Я все свои трудовые в магазине оставил!
- Давай топай, - сказала я, открывая дверь.
Ванек послушно встал, но на пороге затормозил и спросил:
- Ё-моё, а картины? В машине остались три мои картины!
- И пять моих, - напомнила я.
- Ну, твои каракули, предположим, никому не нужны… А мои народом востребованы. Я свой хлеб на ночь во дворе не оставлю.
Я мученически вздохнула. Желание поскорее отвязаться от Теплякова было настолько велико, что я добровольно впряглась в ярмо:
- Хорошо, хорошо! Я твои картины на ночь домой занесу!
- Не забудешь? Смотри! - пригрозил Ванек. - Добро денег стоит! Восемьсот баксов, не меньше! Так что несешь полную ответственность.
Застраховав таким образом свое имущество, мой приятель, довольный собой, икнул, переступил порог квартиры и направился к лифту. Я мысленно поблагодарила Господа за то, что легко отделалась, и закрыла дверь.
Я вернулась на кухню и принялась убирать со стола, раздумывая о мнимой неприсобленности художников к реальной жизни.
Возьмем, к примеру, моего коллегу по искусству Ивана Сергеевича Теплякова. Кроме жалоб на жизнь и безденежье, я из его уст ничего не слышала. При этом на моей памяти человек дважды поменял машины. Причем обмен происходил по возрастающей; от старого «жигуля» к подержанной «Газели». Недавно он проговорился, что достроил дачу в Домодедово и решил сделать ремонт в квартире. Если Ванек проявляет гуманизм и жертвует личными накоплениями в пользу голодного коллеги, то эти деньги всегда с избытком возвращает. Вот сегодня: потратил в магазине рублей шестьсот, сам же все выпил и съел и удалился с хорошим наваром в кармане. Я имею в виду сто долларов, которые я добровольно выдала, лишь бы он отвалил.
Не дай бог, кто-нибудь утащит хотя бы одну его картинку!…
Я облилась холодным потом при этой мысли. Сомнений нет: придется возмещать коллеге убыток, и возмещать его с процентами. Нет, нужно поскорее перетащить тепляковские шедевры в дом.
Я быстро домыла посуду, вытерла руки и рванула в коридор. Влезла в растоптанные кроссовки, открыла дверь, выскочила на площадку. Орудовать ключами не стала; достаточно автоматического английского замка. Все равно через десять минут вернусь обратно.
Я не стала дожидаться лифта и понеслась вниз со скоростью метеора. Нужно вернуться до Катькиного прихода. Подруге на дорогу потребуется не больше двадцати минут. Это в случае, если Катерина не задумает вначале навести марафет. А если задумает, то не меньше часа.
Я выскочила на улицу, огляделась по сторонам. Ванек сказал, что припарковал машину у торца дома. Теперь нужно выяснить, с какого именно торца. Минут десять я потратила на то, чтобы обежать дом и найти «Газель», спрятанную между двумя джипами. Открыла дверцу кузова, влезла внутрь. Отыскала тепляковские шедевры, выволокла их наружу.
Уф… Прямо камень с души. А мои жалкие копии пускай остаются. Все равно завтра поедем на набережную. Я захлопнула дверцу, закрыла ее на замок. Подхватила картины и потопала домой.