– Вы меня извините, милые дамы, – вздохнул Борис, – но мне кажется, что вы меня с кем-то путаете. Я могу организовать слежку за неверной женой, найти бриллианты из сейфа… Человека могу найти или, наоборот, так спрятать, чтобы другие не нашли. Убийства мне еще не попадались, но с Божьей помощью, думаю, смог бы и с этим разобраться. Но вы…
– А вот и Георгий! – обрадовалась Ирина. – Друг нашей семьи и наш коллега, можно так сказать. Возможно, он лучше сформулирует…
– Коллега, коллега, – добродушно пробурчал здоровенный детина, который, отряхивая ладони, шел к столу и по дороге чуть не свернул плечом один из стеллажей. Из-за прибалтийского акцента и мятых штанов, закатанных под колено, он здорово походил на латышского крестьянина в период уборочной страды. Стул под ним скрипнул, кувшин на столе опасно качнулся. – Предлагаю обойтись без рукопожатия, у меня руки грязные, – сказал Георгий, – я из конюшни прямо сюда. Ваша протеже, девочки, научилась сидеть в седле и не орать при этом. Для первого раза нормальный результат. Что я должен сформулировать? Проблему? Проблема простая. В воздухе пахнет дерьмом. Примерно как на конюшне, откуда я только что. Можно называть это девиациями, интерференциями, морфологическими мутациями, всё один хрен. Нам нужно понять, откуда эта вонь. А вы по роду занятий имеете дело с явлениями, в корне которых лежит зло, если по-простому. И вот мы обратились – ну, не только к вам, конечно… Нам нужна многофокусная картинка. Полиэкран.
– А кто это вы? – Борис наконец разобрался, что́ его беспокоит: он не понимает, с кем имеет дело. И он не любит, когда не понимает.
– Мы – частные лица, – улыбнулась Ирина.
– Не морочьте мне голову, – недовольно поморщился Борис. – Частных лиц не волнуют вопросы мироздания.
– Вы ошибаетесь, – мягко сказала Саша.
– А кого волнуют? – включился Георгий. – Организацию объединенных наций? Обаму? Папу Римского?
– Папу Римского, наверное, да, – согласилась Саша. – Наверное, церковь – это единственный институт, который имеет к этим вопросам какое-то отношение. Да и то…
– Ну, хорошо, – Георгий похлопал себя по могучим коленям, – мы – сообщество. Это корректный ответ? Люди, связанные определенной деятельностью, практикой такой специфической…
– Например, мы маги, о! – Ирина взяла с тарелки бублик и посмотрела на сестру через дырку. – Гильдия магов и экстрасенсов. Гадание на картах Таро, снятие венца безбрачия. Приворот, – сквозь дырку от бублика она вдруг подмигнула Борису, – толкование эсэмэс. Звонить в полнолуние, спросить Шуру…
Саша отняла у сестры бублик и вернула его на тарелку.
– Мы не маги, – твердо произнесла она, – не валяй дурака, Ирка.
– Конечно нет, – поддержал ее Георгий. – Хотя с этим народом нам приходится иметь дело время от времени. И вы знаете, порой я так понимаю инквизицию…
Ирина захохотала. Георгий погрозил ей пальцем.
– Разумеется, мы будем платить, – сказал он Борису. – Если вы предпочитаете в виде оплаты деньги, будем платить деньгами.
Человек слаб, – пишет Гомес, – но не в том смысле, что грешен, падок на соблазны или способен на низость. Человек слаб, поскольку позволяет себе бездарно проживать день за днем, заниматься всякой ерундой в то время, когда кто-то ждет не дождется его доброго слова, маленькой помощи, скромного подарка. Человек позволяет себе быть непоследовательным и расточительным, не радоваться каждой минуте, откладывать важные дела на послезавтра, которое, как известно, не наступает никогда. Ни одна из перечисленных слабостей грехом не является. Но счастливы те, кто живут каждый день как последний…
Я не знала, что все будет точно так же и одновременно так непохоже на то, как я себе это представляла, – пишет Гомес. – Но для описания того, как это было, когда он положил мне руку на затылок и приблизил ко мне свое прекрасное, уставшее и долгожданное лицо, в нашем языке не придумано слов. Может быть, эти слова есть в его языке – свободном, непонятном для меня, беспечном, как воскресный полдень на хуторе. Я прошу его говорить и смотрю на его артикуляцию, я смотрю на его губы, которые только что целовали мои закрытые глаза, и на его подбородок, который в это время колол мне щеки. «Pequenita»[7], – говорит он с легкой улыбкой и кладет свою теплую ладонь мне на щеку, указательным и средним пальцем захватывая мое раскаленное ухо.
– Тебе надо бежать, пока еще не поздно, пока еще ничего не произошло, – твердит Мария, подстерегая меня везде, где только возможно. – Бежать со всех ног куда глаза глядят.