Свид вложил в «Орлов» все свои сбережения, но главное, что позволило им выжить в первые два года, был ниспосланный провидением контракт с командованием воздушных сил на перевозку военного персонала из Калифорнии на Гавайи, Гуам и в Гонолулу. Когда управление гражданской авиации, с присущей ему чертовской медлительностью, в конце концов, в апреле 1948 года прекратило войну за тарифы, «Орлы» оказались в числе нескольких уцелевших компаний, хотя их было более двух тысяч.
Осмотрев встроенный шкаф, Фредди направилась к выходу.
— Едем дальше, мистер Лейн, дальше, — невозмутимо сказала она, идя по пустому коридору в своих шуршащих юбках и кринолинах. Следующий дом, построенный в колониальном стиле, показался ей симпатичным. Фредди сделала вид, что внимательно его осматривает, хотя пыталась вспомнить, когда впервые заметила, что Тони не просто следит за баром для пилотов, а активно пользуется им сам каждый вечер. Даже бывая один. А потом он частенько оказывался на полу. Между 1946 и 1949 годами им пришлось участвовать в борьбе грузоперевозчиков за утверждение маршрутов, когда определился и их собственный. Эта последняя, самая серьезная баталия закончилась всего три месяца назад, в августе 1949 года. Из тринадцати компаний, которые в 1946 году вступили в борьбу за сертификат, победителями, кроме «Орлов», стали еще четыре, остальные разорились.
Фредди мучил вопрос, в какой именно момент за эти долгие напряженные годы, когда они не получали ни цента прибыли за свой тяжкий труд, а у них самих не было ничего, несмотря на миллионные контракты, ибо они всеми силами старались уцелеть, часто нанимаясь даже на чартерные рейсы других компаний, — в какой момент у Тони начались серьезные проблемы с алкоголем. Ужасные проблемы, которых она не замечала.
Всего три месяца назад они все висели на волоске. Она не могла вспомнить, когда впервые поняла, что единственным для Тони средством унять ярость стал алкоголь. Когда же он впервые остался дома, нагрузившись так, что не мог ни летать, ни даже выйти на работу? Год назад? Два?
Тони оставался все таким же порядочным, но в его глазах читался теперь какой-то смутный укор. В нем поубавилось и джентльменской галантности, и чувства юмора. Глупее всего то, что теперь, когда наконец они могли пожинать плоды своих трудов, получив лицензию и сразу став миллионерами, Тони продолжал пить по-прежнему. А может, даже больше…
«Перестань, Фредди, прекрати», — обрывал он ее всякий раз, едва она заговаривала с ним на эту тему. Что-то в его непроницаемых глазах останавливало ее.
— Ну как, миссис Лонбридж? Что скажете? — спросил Хол Лейн.
Фредди сняла жакет, открыла окно, подняла юбки до колен, влезла на батарею и, наклонившись вперед, высунулась наружу. Через несколько секунд она спрыгнула на пол, размахивая куском металлического желоба, который сломался в ее руке.
— Вся крыша такая, а там, где мне не видно, вообще неизвестно что. Оставим это, мистер Лейн.
Надев жакет, она направилась к выходу, поправляя блузку на талии.
Проехав немного, они остановились.
— Целое поместье, миссис Лонбридж, недавно отреставрированное. Просто мечта.
— Надеюсь, — выдохнула Фредди, нетерпеливо выбираясь из машины.
Это уж точно не был английский стиль, зато слишком французский. Честно говоря, она забыла попросить агента не предлагать ей ничего во французском стиле, вспомнила она, входя в дом. Она так же не любила псевдофранцузский стиль, как Тони — псевдоанглийский.
— Давайте поднимемся по этой великолепной лестнице, — сказал Лейн. — У вас ведь есть дочь, не правда ли, миссис Лонбридж? Только представьте себе ее невестой, сходящей по этой лестнице. Этот потрясающий дом создан для бракосочетаний.
— Энни всего семь, — обронила Фредди.