— Еще кофе, Бруно? — спросила Мари, удивившись его внезапному исчезновению. Взглянув на нее, Бруно заметил зеленоватые крапинки в ее карих глазах.
— Нет, благодарю вас, Мари. Мне очень нравится ваша сегодняшняя прическа. Вы выглядите пятнадцатилетней девочкой.
— А по-моему, я выгляжу слишком уж величественно. Не дразните меня, — сказала она так спокойно, с такой уверенностью в себе и таким очарованием, что сердце его защемило. Ее спокойствие и уверенность не подтверждали его подозрений. — Спасибо вам за «Алису», — продолжала она. — Это самый восхитительный подарок, какой я когда-либо получала… Где вы ее нашли?
— Это секрет.
— Бруно, скажите мне, — настаивала она. — Это не из тех книг, что продаются в магазинах. Ненавижу секреты, вы же знаете!
— По-моему, у вас предостаточно секретов с профессором. — Бруно небрежно указал на светловолосого академика.
— Джо? Правда, он забавный? Я, как и все, его обожаю, а его жена Элен — одна из самых очаровательных женщин, которых я когда-либо встречала. Вам удалось с ней поговорить? Нет? Очень жаль. Они поженились год назад, и она только что сказала мне, что ждет ребенка, — правда чудесно, когда люди так счастливы? Может быть…
— Что может быть?
— На будущей неделе Элен и Джо устраивают прием для студентов. Не хотите пойти со мной? Только предупреждаю, что все гости будут из Департамента восточных искусств. Думаю, впрочем, что они вам понравятся… Я знаю, что вы им нравитесь.
— С чего вы взяли? — спросил Бруно. — Я ведь не разделяю их профессиональных интересов.
— Бруно, иногда вы бываете таким… таким бестолковым! Вы им нравитесь потому, что вы — это вы и… — Она запнулась.
Бруно показалось, что она подбирает слова, стараясь сформулировать свою мысль.
— И что?
— Ради всего святого, Бруно, они… слышали о вас, — взволнованно сказала Мари. — Полагаю… им будет любопытно. Некоторые из них вообще сомневаются в вашем существовании, считая, что я вас выдумала.
— Разве вы говорите обо мне со своими однокашниками?
Мари повернулась к Бруно и взглянула ему прямо в глаза невыразимо искренним взглядом. Она говорила так серьезно и с таким пылом, какого раньше Бруно не замечал в ней.
— Я ничего не могу с этим поделать, Бруно.
— Ты — самый законопослушный водитель, какого я знаю, — сказала Фредди Дэвиду, когда они ехали по почти пустынному бульвару Сансет. — Ты когда-нибудь превышал скорость?
— Возможно, в колледже, но не нарочно. Когда в больнице видишь столько раненых, пострадавших в автокатастрофах, то пропадает желание кого-то обогнать.
— Да, я могу это понять, — согласилась Фредди.
Два месяца назад, отправившись с Дэвидом в ресторан на пляже, она подумала, что он тщательно соблюдает правила, установленные Департаментом дорожного движения, поскольку понимает ее страх перед внешним миром, по опыту знает, какой шок, головокружение и опасения перед внешним миром возникают у человека, который провел несколько месяцев в больничных стенах. Ей казалось, что он заставлял себя соблюдать установленную скорость, чего не делал ни один водитель в Калифорнии. Но теперь, встречаясь с Дэвидом два месяца не реже трех раз в неделю, Фредди поняла, что соблюдение правил было для него органично.
Фредди снисходительно улыбнулась. Дэвид — великолепно организованный человек. Мог ли предположить кто-нибудь из женщин, что доктор, проводивший такие смелые нейрохирургические операции, способен приготовить прекрасный обед, точно следуя букве рецепта и никогда ничего не делая на глазок. Кто из его пациентов, испытавших на себе его новаторское, творческое отношение к медицине, подозревал, что Дэвид в своей библиотеке расставил книги не по именам авторов, а по названиям в алфавитном порядке, как в словаре, что он никогда не оставлял книгу открытой даже на несколько минут, поскольку от этого портится переплет. Если покупатель, открывая книгу, перегибал переплет, Дэвид возмущался вслух. Волнуясь, он походил на мальчишку.
А его патефонные пластинки! Дэвид учил Фредди, как их нужно брать за самую кромку ладонями, так, чтобы пальцы не отпечатывались на черной ребристой поверхности, объяснял, почему их следует помещать в пакетики из тонкой бумаги прежде чем положить в конверт, а перед этим тщательно протирать специальным кусочком ткани, чтобы не оставалось пылинок. Лишь изредка они спорили. Дэвид имел обыкновение прослушивать пластинку до конца, Фредди же иногда хотелось остановить пластинку, не дослушав ее, но он заставлял ее дождаться момента, пока игла его «Мегавокса» не отключится автоматически. «Ты можешь случайно повредить пластинку, если будешь снимать иглу вручную», — объяснял Дэвид, и Фредди поняла, что он абсолютно прав, со стыдом вспомнив, как они с Джейн слушали части то одной, то другой мелодии на своем стареньком ручном патефоне, небрежно меняя любимые пластинки.