— Патрон, все, что вы сейчас сказали, неделю назад имело бы для меня смысл, и я повторила бы то же самое кому-нибудь вроде меня. Возможно, даже не в столь тактичной форме. Но теперь… вы сказали — ради семейных ужинов… Поверьте, теперь мне ничего другого и не надо.
— Ты выглядишь невыразимо счастливой, будь ты проклята!
— У вас слишком доброе сердце, патрон, — весело рассмеялась Ева.
— Выметайся отсюда! Но, Мэдди, когда будешь готова… если это когда-нибудь случится, ты вернешься? Аудитория хранит верность лучше, чем любовник или муж. Ревю, созданное исключительно ради тебя, которое я планировал… Ну, этого, конечно, я больше не смогу тебе обещать… но, Мэдди, ты вернешься, если что-нибудь в твоей жизни переменится?
— Обязательно, — ответила Ева, все еще смеясь, затем обняла Жака Шарля за шею и расцеловала на прощание в обе щеки. Слова ничего не стоят: она никогда не вернется в мюзик-холл.
Когда в 1912 году Поль-Себастьян де Лансель женился на Лауре де Сен-Фрейкур — единственной дочери маркиза де Сен-Фрейкур, его семья была в восторге от этого брака, однако родители Лауры с неудовольствием смирились с ним. Лаура, смуглая, хрупкая и очень элегантная, считалась одной из красивейших девушек. Она была единственной наследницей владений Сен-Фрейкуров, и после их смерти к ней должно было перейти состояние, сильно поубавившееся с веками.
Между тем деньги волновали Сен-Фрейкуров меньше всего. Маркизат де Сен-Фрейкур был древним и прославленным титулом, столь прочно связанным с историей Франции, что казался родителям Лауры самой значительной частью приданого дочери. Правда, титулу предстояло умереть вместе с нынешним последним маркизом де Сен-Фрейкур, но дети Лауры, за кого бы она ни вышла замуж, всегда и прежде всего будут известны как Сен-Фрейкуры. Одно то, что их мать — урожденная де Сен-Фрейкур, мгновенно распахнет перед ними дверь в узкий круг самой родовитой французской аристократии и позволит им занять там высокое положение. Значение древней крови невозможно переоценить, твердо верили Сен-Фрейкуры. В том обществе, где они вращались и где все знали все обо всех, это было неоспоримой истиной.
Разумеется, все ожидали, что Лаура сделает блестящую партию. Как последняя из рода Сен-Фрейкуров, она росла в атмосфере заботы, нежности, поклонения, едва ли не благоговения. Когда же родители поняли, что дочка обещает вырасти красавицей, это совсем вскружило им голову, как это часто случается.
И как же они были разочарованы, когда она выбрала в мужья виконта Поля-Себастьяна де Лансель. Да, он происходил из древней семьи, но не был старшим сыном. Да, Лансели, несомненно, принадлежали к древней аристократии, но они не относились к высшей аристократии, о которой мечтали Сен-Фрейкуры. Имя Ланселей много значило в Шампани, но не шло ни в какое сравнение с титулом герцога и пэра Франции. До революции Лансели редко посещали Версаль и не были близки ко двору. Полю предстояло унаследовать половину «Дома Лансель» — немалое состояние, но это мало что меняло. Однако, как понимали родители Лауры, у них нет разумных возражений против де Ланселя, ни одной серьезной зацепки, которая могла бы убедить Лауру, что она совершает ошибку, выходя замуж за Поля.
Известные во всем мире виноградники, которыми Полю в будущем предстояло владеть наравне с братом, не казались им оправданием этого брака. Имя их дорогой дочери будет связано с замком, чье название значится на наклейках винных бутылок! Сен-Фрейкуры не разделяли типичного для французов уважения к производителям вин, проявляя почтение лишь к прямым потомкам Гуго Капета, первого короля Франции, и некоторых других родов, чьи предки занимали высокое положение при дворе.
Лаура была очень счастлива в первый год замужества, и Сен-Фрейкуры могли бы, в конце концов, изменить отношение к зятю, если бы он не совершил преступного безумства, отправившись в армию, несмотря на беременность Лауры. Патриотизм Сен-Фрейкуров, как и все остальные чувства, не шел в сравнение с благополучием дочери. Для них было совершенно очевидно, что первая обязанность Поля — оставаться рядом с беременной женой и что он, не уронив своей чести, мог подождать с отъездом на фронт до рождения младенца.