Ева села за небольшое пианино, стоявшее в углу, и после минутного раздумья, с легкой лукавой улыбкой, запела:
— Ева! Неужели этому учит тебя профессор Дютур? — вскричала тетка, так же шокированная вибрирующим чувственным низким голосом, как и словами песни.
— Конечно нет. Он хочет, чтобы я пела арии из «Богемы». А это я услышала на улице по дороге домой. Правда, забавно? Тетя, вам понравилось?
— Нет, вовсе нет, — ответила баронесса, с неудовольствием подумав, что Шанталь, пожалуй, не зря беспокоится по поводу Евы. Незамужней девушке и слушать танго неприлично, не то что петь! Да еще таким… таким… вызывающим голосом!
— И дюжину дюжин батистовых платочков, с вышитыми ее будущими инициалами, — весело перечисляла Луиза, горничная Кудеров, прогуливаясь с Евой в старом ботаническом саду весенним субботним днем 1913 года.
— А если она ни разу в жизни не чихнет? — спросила Ева, прервав это подробное описание приданого, которое было недавно заказано к свадьбе Дианы Говэ, дочери соседей Кудеров.
Луиза пропустила ее слова мимо ушей. Она везде сопровождала Еву после того, как четыре месяца назад мадемуазель Элен неожиданно уволилась и вышла замуж за овдовевшего продавца из «Повр Диабль», самого большого магазина в городе.
— Шесть дюжин кухонных полотенец, столько же полотенец для протирания хрусталя, четыре дюжины фартуков для слуг, а уж сколько скатертей, вы и вообразить себе не можете…
— Могу, уверяю тебя, — терпеливо сказала Ева. Она полюбила Луизу больше всех в доме с тех самых пор, как та появилась у них десять лет назад. Тогда Луизе было столько же лет, сколько сейчас Еве, но, стремясь получить работу, она скрыла свой истинный возраст и солгала, что ей уже двадцать четыре года. Крепкое тело позволяло ей без устали работать по шестнадцать часов в сутки, а непроницаемое выражение круглого лица не позволило тогда обнаружить обман.
Ева мгновенно почувствовала в новой служанке душевную теплоту и доброе сердце, и у них с Луизой с первого же дня завязалось нечто вроде дружбы, крайне необычной в мире, где дети проводят большую часть времени дома, но редко видят своих родителей. Их объединил тайный союз против всемогущей мадемуазель Элен. В доме, где ими постоянно командовали, они все поверяли друг другу и стали близкими подругами на долгие годы, ибо каждая из них нуждалась в ком-то, кому можно свободно открыться.
— Не понимаю, почему Диана так торопится замуж, — задумчиво промолвила Ева, нежно прикасаясь к едва распустившемуся цветку ириса. — Ее жених такой урод!
— Просто мадемуазель Диана разумная девушка и прекрасно понимает, как важно выбрать подходящего мужа и что красота в мужчине — не главное.
— И ты туда же! Луиза, даже не верится, что это говоришь мне ты. Подходящее в нем только одно — это состояние его папеньки. Неужели ты станешь утверждать, что подходящий муж — любой состоятельный мужчина с двумя руками, ногами и без бородавок?
— Я бы не отказалась и от такого, даже с бородавками, — пошутила Луиза, смирившаяся с тем, что у двадцатисемилетней служанки нет шанса выйти замуж.
— А я не хочу выходить замуж. Лучше уж стану монахиней, сиделкой, миссионеркой, суфражисткой… ах, не знаю! — горячо воскликнула Ева.
— Вы вступите в брак, хотите вы этого или нет. Ваша мать выдаст вас замуж еще до того, как вам исполнится девятнадцать. А если не она, то об этом позаботится ваша тетушка. Поэтому постарайтесь свыкнуться с этой мыслью, бедная моя госпожа.
— Ну почему, почему? — вскричала Ева, сердито срывая хрупкий желтый цветок. — Почему я должна выходить замуж, если мне этого не хочется? Почему меня не оставят в покое?
— Если бы в вашей семье было пятеро или шестеро детей, ваши родители, возможно, смирились бы с вашим желанием. Каждой семье нужна старшая незамужняя тетушка, чтобы заботиться о мелочах, до которых у остальных просто не доходят руки, но вы — единственная дочь, и, если вы не выйдете замуж, у ваших родителей не будет внуков. Зачем противиться неизбежному?
— Ах, Луиза, меня пугает даже мысль прожить всю жизнь так, как моя мать, — ничего, кроме приемов и ответных визитов. Жизнь, в которой меняется только мода на туфли. Да разве можно примириться с будущим, если оно сулит лишь надежду осчастливить родителей внуками… Неужели мне предназначено только это?
— Став матерью, вы и не вспомните то, о чем сейчас говорили, и будете довольны жизнью, как это происходит с большинством женщин, — ответила Луиза. — Если через три года я напомню ваши теперешние слова, вы и не поверите, что это говорили вы. Не сомневаюсь, вы совершенно о них забудете.