Поднимаю глаза и натыкаюсь на милый, светлый взгляд. Глаза принадлежат парню. Выше меня головы на две, мягкие, почти нежные черты лица, беспокойная, тревожная полуулыбка.
— Вы как? Можете говорить? — тихо спрашивает он.
— А? Я? Да, да, спасибо, просто душно стало. Извините. — Тарахчу я и пытаюсь понять, что же я упустила? Что — то важное, совсем на поверхности, но никак не могу вспомнить.
— Может Вас в больницу отвезти? — а меня словно молотом по голове ударили. Больница! Господи, мне нужно к маме.
— Да, мне нужно в больницу! — Крикнула и уже развернулась, чтоб бежать, но парень хватает мою руку.
Поворачиваю голову и смотрю на него уже с опаской.
— Не бойтесь, я Вас отвезу, я на машине. — Кивает влево и я вижу, поистине, шикарный Мустанг.
Не успеваю и звук издать, как он уже открывает дверь и помогает сесть на переднее место.
Устаивается за рулём и смотрит не отрываясь.
— Ну…?
— Что? — не поняла я.
— В какую больницу едем? Или без разницы.
— А, нет. Вот… — протягиваю ему бумажку.
Парень как-то странно посмотрел на меня, но, молча, завел машину.
Как только подъехали, я быстро поблагодарила и вылетела из автомобиля.
Еле нашла нужный блок, он оказался на нулевом этаже. Люди разучились нормально объяснять, чуть не взвыла от их «помощи».
Бегу по коридору и со всей дури влетаю в белый халат. Вернее в мужчину в белом халате.
— Простите, мне нужен Михаил Семёнович. — И сую ему бумажку эту несчастную.
Он как-то тревожно на меня смотрит…
— Вы Анастасия? Это я Вам звонил. — Осторожно проговаривает.
— Да, да, это я. Моя мама…?
— Настя, Вашу маму привезла к нам Скорая. Прохожие вызвали прямо на улице. Ей стало плохо с сердцем.
— Я поняла, я могу к ней пройти? Какие нужны лекарства?
— Детка, оглянись… — по-отечески кладет мне руку на плече.
Я непонимающе оглядываюсь. Здесь никого кроме нас. Длинный коридор и куча дверей. Глаза видят табличку на ближайшей: «Холодильная камера № 12».
Да уж, здесь и правда холодно. Я только сейчас почувствовала стаю мурашек. Смотрю на врача, а он куда-то мне за спину. Поворачиваюсь и вижу того самого парня. Он не подходит, но его стойка… Будто готовится к броску в любую минуту.
— А где моя мама? — почему-то спрашиваю парня, а он лишь прикрывает глаза. Вижу его сжатые с силой челюсти.
— Твоей мамы больше нет… — голос врача звучит приглушенно, будто за стеной.
А потом…слышу гром в голове, а дальше тишина. Уши заложило и всё…
Отдалённо кто-то кричит мое имя, но я уже не вижу кто это.
С трудом открываю глаза. Передо мной белый потолок. Рука болит! Вижу капельницу, а за вторую руку меня держит всё тот же парень.
— Привет… — опять эта тревога в голосе.
— Здравствуй. — Что он здесь делает? И где это самое «здесь»? — Я где?
— В палате. Ты потеряла сознание после того, как врач сказал…
— Я помню. Мне нужно идти. — Поднимаюсь и снимаю с себя все датчики и иглы.
— Насть, ты бы полежала.
— Как тебя зовут? — перебиваю его.
— Тимур… — растерялся парень.
— Спасибо тебе, Тимур, но дальше я сама. — Выхожу из палаты, а на пороге Михаил Семёнович.
— Ты куда? Тебе нужно лежать
— Отведите меня к маме. — Смотрю ему прямо в глаза.
— Анастасия…
— Все нормально. Падать больше не буду.
— Хорошо, идем. — Тяжело вздохнул и прикрыл глаза.
Спускаемся на лифте. Снова этот холодный коридор. Идём почти в самый конец, и у таблички «Холодильная камера № 20» останавливаемся.
Врач отступает вправо и выжидательно смотрит.
— Не торопись. Сколько нужно — столько и будь там.
Захожу и закрываю перед его лицом дверь. Глубоко вдыхаю и поворачиваюсь. Все столы пусты…кроме одного…
В самом центре. Свет горит только над ним. Каждый шаг дается с трудом.
Каждый вдох еле получается…
Медленно приближаюсь, и с каждым шагом осознание происходящего обрушивается на меня ледяными волнами.
Как такое могло произойти?
За что?
Мама будто спит…
— Проснись…Слышишь? Проснись…Мамочка, открой глаза… Ну прошу тебя…
Вот же она. Лежит не шелохнувшись.
— Мам, ну пожалуйста, посмотри на меня. — Но она не смотрит… не шевелиться…не дышит…
Падаю на колени и вою. От бессилия, от боли, от осознания того, ЧТО случилось. Так не должно быть, так не честно. У меня и так ничего не осталось, а теперь нет и мамы. В целом мире я одна.