Мы садимся в кухне за стол, Фрэнк с радостью принимает приглашение Кармен позавтракать круассанами и спрашивает, как у нас дела. Кармен рассказывает ему всю историю, я изредка комментирую. Каждый раз, когда ей становится трудно говорить, он накрывает ее руку ладонью. Фрэнк внимательно слушает наш отчет о том, что стало известно вчера. Объяснения доктора Шелтемы, химиотерапия, что мы чувствовали, пока шли по коридору госпиталя.
Я заметно сник. Только что я выходил в туалет, хотя мне туда и не надо было, и вот теперь не знаю, что делать. К счастью, я улавливаю легкий запах детской неожиданности.
— Поднимусь наверх, сменю Луне подгузник.
Я поднимаю дочку на руки и ухожу из кухни. В моих глазах стоят слезы, пока я подтираю попку Луны и надеваю свежий памперс. Луна наблюдает за мной, притихшая, с высоты пеленального столика. «Моя девочка… Моя любимая малышка…» Я застегиваю лямки ползунков. Потом снова беру дочку на руки, крепко прижимаю к себе и, пока слезы катятся по моему лицу, смотрю в окно. Я все еще не могу осознать происходящее. Мне и Кармен по тридцать пять, у нас чудесная дочка, у каждого свой бизнес, мы живем круто, у нас полно друзей, есть все, чего нам хочется, и вот мы, в Koninginnedag, вынуждены сидеть все утро дома и говорить только про рак.
Когда я провожаю Фрэнка (он спрашивает, действительно ли мы не хотим составить ему компанию и прогуляться — Кармен не поддается на уговоры), мне становится совсем невмоготу. Еще утром Кармен сказала мне, что не хочет проводить день в окружении орущих толп. Я, конечно, все понимаю, но перспектива провести остаток дня в скорби и печали сводит меня с ума. Лишить Дэнни вечеринки — это куда страшнее, чем отнять у Луны куклу. Особенно сейчас. Я хочу выйти из дому, я хочу напиться, я хочу веселиться, да что угодно, только бы не продолжать разговоры про рак.
Я демонстративно вздыхаю и возвращаюсь за кухонный стол.
— Мог бы не устраивать шоу, показывая, как все это тебе надоело, — цепляется ко мне Кармен. — Я ничего не могу поделать с тем, что у меня рак.
— Представь себе, я тоже, — огрызаюсь я.
13
Через час это уже становится невыносимо. Кармен сидит, листая журнал «Мир интерьеров», и я знаю, что она даже не понимает, что читает.
— К черту все! Что мы делаем дома, скажи мне, ради бога! — взрываюсь я.
Она смотрит на меня, вот-вот заплачет. О нет, только не это, стотысячная истерика за последние сутки. Я заставляю себя успокоиться, бросаюсь к ней и крепко обнимаю:
— Дорогая, я думаю, нам в самом деле будет лучше выйти из дому. Так мы ничего не высидим. Давай хотя бы сводим Луну в Вонделпарк.
Она смахивает слезы:
— Хорошо… Да, пожалуй, так будет лучше.
■
На время Koninginnedag Вонделпарк оккупируют дети из Южного Амстердама, аристократического района города. Даже юные таланты, которые выступают здесь, очень южноамстердамские. Два маленьких мальчика — голоса у них такие, что им место в детском хоре, — продают домашний апельсиновый пирог. Я в детстве никогда не пек пироги и не представляю, чтобы кто-то из моих друзей в Бреде мог это делать. Девочка, выглядящая слишком серьезной для ее возраста («Если бы у меня родился такой ребенок, я выступала бы в защиту постнатальных абортов», — говорит Кармен), декламирует стихи. Кто так воспитывает детей, лепит из них невыносимых умников? Поэзия — это ведь как помпезный рок, как тактическое построение 4 — 3 — 3 в футболе, как китайская кухня — я не знаю никого, кто в наше время читает поэзию, разве что мой старый учитель голландского да литературные критики в «Хет Пароол». Я и Кармен явно утомились от детей, под строгим оком гордых родителей декламирующих стихи, скребущих по нервам смычками, жонглирующих и раздражающих все сильнее. Малышка в оранжевом платье, с конским хвостом, вынуждает нас послушать, чему она научилась на уроках игры на скрипке. «Я бы скорее отправил Луну в тюрьму, чем на уроки скрипки», — шепчу я Кармен на ухо. Она фыркает от смеха. Мама ребенка в оранжевом платьице в ее стараниях явно не находит ничего смешного.
— Было здорово, правда? — спрашиваю я, неся Луну на плечах, когда мы идем по улице, спускаясь вниз по Корнелис Шуйстраат до автобусной остановки на Де Лайресстраат.
Кармен целует меня в щеку и подмигивает.