Мне приходит сообщение. ФРЭНК моб.
Пошарь в левом кармане куртки.
Я быстро ощупываю себя. Ничего. Другое сообщение.
Я имею в виду, в правом.
Я проверяю другой карман. Я чувствую… да! Мое кольцо! МОЕ КОЛЬЦО! Мое единственное, любимое, красивое обручальное кольцо.
Приходит новое сообщение.
Нашел его в лифте «Пеликана». Дэн, Дэн, кончай с этим. Удачи тебе сегодня. Целую.
29
He знаю, правда ли, что у женщин хорошо развита интуиция, чего зачастую опасаются мужчины. Когда я приехал домой, Кармен даже вскользь не поинтересовалась, хранил ли я ей верность. Наоборот, она извинилась за то, что резко говорила со мной по телефону.
Однажды я все-таки прокололся. С Шэрон.
► Шэрон была секретарем в «BBDvW&R/Bernilvy». Блондинка, весьма соблазнительная и с потрясающим бюстом. Чашечка «D», полный улет[21]. С первого же дня нашего знакомства я мечтал увидеть эти груди в живом контексте. У Шэрон с этим не было проблем. У нее никогда не было с этим проблем. Даже с Рамоном. Или с Хаканом, как я недавно узнал. И что, разве я один достоин осуждения?
Я совершил глупость, оставив в своем ежедневнике анонимный телефонный номер, как раз в той графе, где у меня значилась вечерняя «встреча с клиентом». Типичная ошибка начинающего. На следующий день Кармен позвонила по этому номеру, услышала в трубке «Шэрон слушает», повесила трубку, заглянула в мой телефонный справочник, проверить, работает ли в «Бернилви» Шэрон, после чего сличила номера. Так и есть. В тот же вечер, как бы между прочим, она спросила меня, что за Шэрон появилась в агентстве. Я приложил максимум усилий, чтобы не покраснеть, и ответил, что Шэрон — это блондинка в приемной.
— Неужели? — возмутилась она, тыча мне в нос моим ежедневником с телефонным номером. — Эта отвратительно вульгарная штучка с огромными сиськами, только что не вываливающимися из платья? И ты был с ней в постели?
Я стал пунцово-красным. И не посмел солгать:
— Карм… Да.
— И как часто?
— Э-э… всего один раз.
Правда «по Клинтону»: мой кабинет, туалеты в «Пилсвогел» и диван в ее доме не считаются «постелью».
► «Де Пилсвогел». Хороший кабак (маскирующийся под старомодное амстердамское кафе, куда часто ходят девчонки яппи из квартала Де Пийп), хорошая терраса (ланч под солнцем, до половины третьего, еще часок на солнце, с пяти до шести, уже на другом конце террасы), хорошая тусовка (но избегайте вечера пятницы, когда подтягиваются «белые воротнички» из финансового квартала).
Кармен пришла в ярость, а я наивно удивился. Разве я не предупреждал ее о своей монофобии? Ну, допустим, это было на первом свидании, и больше я об этом не заикался — но разве она не изучила меня за годы нашей совместной жизни? Фрэнк однажды сказал мне, что такую логику вряд ли можно считать логикой праведника. Кстати, в этом его поддержала и Мод. Но они оба хранили в тайне от Кармен мои эскапады, включая и интригу с Шэрон.
Впрочем, с Томасом я в последние годы стал вести себя более осторожно. Он не посвящен в тайны моего списка «неотложных дел». Не говоря уже о регулярном сексе на стороне. Хотя про Шэрон он знает, но это дела давно минувших дней, когда он и сам изредка позволял себе гульнуть. Поэтому совершенно естественно, что и Анна в курсе. Когда Кармен узнала про меня и Шэрон, она уехала к Анне и жила у нее несколько дней.
Рамон тоже страдает монофобией. Но, в отличие от меня, он не замечает, что частота наших измен превратила их из хобби в зависимость. Нам все время нужен допинг. Новые имена, телефоны, адреса электронной почты. Как алкоголику, который отрицает свою зависимость, но держит в ящике рабочего стола бутылку водки, чтобы продержаться в течение дня. И скрывает эту пагубную привычку от окружающего мира. Так же, как и Кармен, жена Рамона даже не подозревает, насколько серьезно болен ее муж.
Монофоб подпитывает свою зависимость встрясками, которые получает от измен. Такие чувства, как раскаяние и вина — у нормальных людей это встроенные тормоза, сдерживающие тягу к изменам, — ему неведомы, он с легкостью от них отмахивается. Монофоб убеждает себя, что он (или она, но чаще все-таки он) не причиняет своей половине никакого вреда сексом на стороне. Говоря в свое оправдание «пока она не замечает», «я не перестаю любить ее, даже занимаясь сексом с другой» и «я умею разграничить секс и любовь», он пускает пыль в глаза своим друзьям и себе самому. В глубине души монофоб сознает, что это всего лишь отговорки, позволяющие ему поддерживать имидж хорошего парня. Потому что на самом деле вряд ли кто одобрит столь презренный стиль жизни. Монофоб же вовсе не считает себя порочным.