Когда я снова заглядываю в спальню, то с радостью вижу, что Кармен в постели уже нет.
— Пойдем вниз, к мамочке! — с энтузиазмом говорю я Луне.
— Ура! К мамочке, к мамочке!
— Ты крепко держишь подарок для мамы?
— Да! — отвечает дочка.
— А ты помнишь, что должна сказать, когда будешь вручать ей подарок?
— Иселава Ездества?
— Ну что-то вроде этого. — Я улыбаюсь и целую ее, растроганный.
Внизу Кармен сидит за кухонным столом, в своем длинном сером халате, и читает газету. Она еще не надела парик, и — это заметно — бюстгальтер с протезом тоже.
На тарелке перед ней кусочек пирога.
— Ты уже ешь? — удивленно спрашиваю я.
— Да, я проголодалась, — невозмутимо говорит Кармен.
Наступает тишина.
— Что-то случилось? — наконец говорит Кармен и откусывает пирог.
— Да. Рождество… — смущенно говорю я.
Луна тянется ручками, чтобы передать маме диск в подарочной упаковке и рисунок. У меня в руках две бутылки с маслами. Они завернуты в золотистую фольгу и завязаны кудрявыми красными ленточками.
Кармен спохватывается:
— О… а я вам ничего не купила.
— Это не имеет значения, — сладко вру я.
Луна помогает ей распаковать компакт-диск. Я сажусь за стол и оглядываю кухню. Кругом свалка. Какие-то диски, журналы, газета, тетрадь назначений из Синт Лукаса. На обеденном столе половинка батона ржаного вчерашнего хлеба, две упаковки мясной нарезки из супермаркета. Открытый пакет молока и банка с арахисовым маслом. Чувствуя уныние, я отрезаю себе кусок хлеба, достаю из холодильника масло, намазываю на хлеб и кладу сверху ломтик холодного мяса. Кармен увлеченно развязывает мой подарок и краем глаза наблюдает за мной.
— Мне следовало бы приготовить рождественский завтрак, да? — робко спрашивает она.
Я не могу сдержаться. Слезы выдают меня.
— Да, — разочарованно произношу я с полным ртом, — это было бы славно, да…
— О, боже… как глупо с моей стороны… о, как ужасно, — бормочет она, теперь уже явно расстроенная. — О… прости, Дэнни…
Мне так жалко ее, я беру ее за руку и говорю, что все это ерунда. Мы держимся за руки и утешаем друг друга. Луна не сводит с нас счастливых глаз.
— У меня идея, — говорю я. — Я позвоню Фрэнку и приглашу его к нам. Потом заеду за ним, и мы вместе сгоняем в ночной магазин, купим чего-нибудь вкусненького. Он сегодня открыт. А потом я вернусь, и мы все начнем сначала.
■
Фрэнк целует меня три раза, когда я вваливаюсь к нему в пентхаус.
— Счастливого Рождества, мой друг! — радостно говорит он.
— Спасибо. Тебе тоже, — уныло отвечаю я.
Фрэнк пристально смотрит на меня:
— Что, дела не очень?
Глядя в пол, я качаю головой. И вот уже рыдаю у него на плече.
В машине я врубаю погромче «Прямо здесь, прямо сейчас» в исполнении Фэтбой Слима. В ночном магазине на Рийнстраат мы скупаем все, что радует глаз. В цветочном на углу я покупаю букет роз. Подхватив в четыре руки еду, выпивку и цветы, мы с песней заходим в нашу гостиную.
Кармен одета в черные брюки и белый джемпер, который, как мне кажется, больше всего ей идет. Она уже подкрасилась, надела парик. Она подходит ко мне и целует.
— Счастливого Рождества, дорогой, — говорит она, сияя. И добавляет шепотом на ухо: — Сегодня ночью я сделаю тебе лучший рождественский минет.
33
Мы встречаем миллениум в Маарсене, городке в центральной части Нидерландов. Вечеринку организуют Томас и Анна. Я никак не пойму, с чего вдруг. Томас не звонил мне, с тех пор как я вернулся из Майами, а Анна, если я подхожу к телефону, сразу же просит передать трубку Кармен. К счастью, приглашены также Мод и Фрэнк и еще кое-кто из наших старых приятелей из Бреды.
Когда часы бьют полночь, меня с Кармен охватывает волнение. Мы несколько минут стоим обнявшись. Мы не знаем, что пожелать друг другу. Потом я подхожу к Фрэнку и тоже держу его в объятиях целую вечность. Он желает мне, чтобы наступающий год был лучше, чем прошлый. Мод целует меня и гладит по щеке. «Я гордилась тобой в этом году, Дэнни», — шепчет она.