Я волнуюсь, осматривая зал «Вертиго». Это не первое наше свидание. Ага, вон она, у стойки бара. Роза машет мне рукой и нервно улыбается. Я спрашиваю у нее, что она хочет выпить.
— Пожалуй, белого вина. Это ведь наш последний вечер… Я права? — говорит она с тревогой в голосе.
— Сухого или сладкого? — спрашиваю я.
Я все никак не могу себя заставить посмотреть ей в глаза. Но она смотрит на меня. Я чувствую на себе ее взгляд, а сам наблюдаю за тем, как бармен разливает вино. По мне, он делает это слишком быстро. Я беру свой бокал и чокаюсь с Розой:
— На здоровье.
— Я жду твоего вердикта, — говорит она.
— Мы с Кармен хотим предпринять еще одну попытку.
— Вот и хорошо. Я рада за вас обоих. Правда.
— И я признался в том, что почти всю жизнь ей изменял.
— Как она отреагировала?
— Неплохо. Мне пришлось пообещать, что больше этого не повторится.
— Что ж… тогда за наш последний вечер? — игриво произносит Роза, поднимая бокал.
— Но мы ведь можем видеться, разве не так? — говорю я, стараясь привнести некоторую легкость в происходящее. Мне это дается с большим трудом, хотя за последнее время я и поднаторел в искусстве преподносить плохие новости. — Теперь у каждого из нас есть все, о чем мечталось. У тебя тайный роман с женатым мужчиной, с которым ты не спишь, а у меня платоническая возлюбленная, о которой я никому не могу рассказать, иначе придется объяснять дома, как мы познакомились. — Я смеюсь.
Роза не смеется. Ей моя шутка не кажется забавной. Она хмурится.
— Я не вижу в этом ничего смешного, Дэн, — вдруг резко произносит она. — Не будь таким наивным! Разве ты не понимаешь, что мы больше не можем встречаться? Ты ведь сам знаешь почему. Ты не сможешь платонически любить меня, а я не смогу тебе отказать. Потом ты будешь всю жизнь чувствовать себя виноватым, а я всю жизнь буду чувствовать себя последней шлюхой.
Отрицать это глупо. Единственный способ для меня сдержать данное обещание — это прекратить наши встречи. Я знаю себя. Мне бы радоваться, что она сама об этом сказала. Я кладу руку на ее колено. Роза ее убирает:
— Нам стоит разойтись по домам, пока мы не наделали ошибок.
— Могу я хотя бы изредка звонить тебе или писать? — спрашиваю я, смущенный, словно школьник, который жмется у своего велосипеда.
— Лучше не надо, — шепчет она, устремив взгляд в пол.
Я склоняюсь и целую ее в последний раз. Меня ждет велосипед. В дверях я оглядываюсь и вижу, что Роза провожает меня взглядом.
Она плачет.
14
Это последний отсчет…
Через неделю мы узнаем, что Кармен умирает. «Скажите мне точно, где болит», — говорит доктор Шелтема.
Кармен показывает, что болит прямо под ребрами, это же место она показывала мне накануне. Чуть правее середины, для того, кто смотрит, — левее. «Кажется, здесь печень?» — спросила она меня. Понятия не имею. Я более или менее знаю, где у меня находятся сердце и легкие, могу показать местоположение желудка, поскольку я его чувствую, когда переедаю, но вот с остальными органами у меня полный завал. Естественные науки я изучал только в школе.
— Хм… — произносит Шелтема. — Раздевайтесь в соседней комнате.
Я остаюсь в кабинете. Шелтема просматривает историю болезни Кармен. Повисает тягостное молчание. Потом она встает и, не глядя на меня, говорит:
— Ну, пойдем посмотрим.
Она закрывает за собой дверь, из чего я делаю вывод, что, говоря «пойдем», она имела в виду себя.
Вскоре она возвращается, моет руки под краном, подходит к столу и садится, по-прежнему молча, снова листает медицинскую карту. Заходит Кармен. Шелтема закрывает папку, надевает очки и смотрит на нас.
— То, что вы чувствуете, на самом деле ваша печень, — начинает она. — Боюсь, что это метастазы.
Иногда слышишь слово, совершенно тебе незнакомое, но сразу понимаешь, что оно означает.
— Значит, опухоль разрастается?
— Совершенно верно. Она растет.
Я и Кармен смотрим друг на друга. На мгновение Кармен застывает, так что ни один лицевой мускул даже не подрагивает. Но вот начинает трястись ее нижняя губа, она прикрывает ее рукой, и на глазах выступают первые слезы. Я беру ее за руку и смотрю на нее. Мне кажется, что я вернулся на год назад. Тот же кабинет, те же стулья, та же притихшая доктор Шелтема. Тогда мы узнали, что сорок процентов выживаемости, о чем прочитала в Интернете Кармен, это слегка преувеличенная цифра. Теперь наши шансы равны нулю.