– О, конечно, нет! Я весь в вашем распоряжении!
Я все никак не мог отделаться от дежавю, хотя и помнил утром в зеркале свою физиономию невыспавшегося сорокашестилетнего холостяка! В лучшие дни дамы давали мне всего сорок, но рядом с этой девочкой я в любом случае выглядел эдаким «папиком». Впрочем, сейчас было не до себя. Все вчерашнее мгновенно забылось, я заторопился, как влюбленный мальчик, опрокинув стул, рассыпая бумаги, – скорее подать руку, скорее увести ее отсюда, где все клетушки словно замерли от любопытства и где она смотрелась так неожиданно и чуждо со своей неуловимо-иностранной манерой осторожно смотреть на собеседника и холодно подавать лишь кончики пальцев.
На Страстном бульваре, где находилась наша редакция, милые местечки теснились на каждом шагу, и совсем рядом – самая старая кафешка, «Сластена», где подавали отличные пирожные и кофе и где я не был с самого детства, так как с детства же абсолютно равнодушен к сластям. Сейчас мне не придумалось ничего лучшего для девушки, чем это местечко!
Мы выбрали самый отдаленный столик. Мне так хотелось подольше задержать ее руку в своей, и мы слегка замешкались возле ее стула. И тут Элизабет потянула руку к себе, и снова, как в редакции, прямо глядя мне в лицо материнскими глазами, произнесла тихо и жестковато, сразу ставя все на места:
– Господин Сотников, нам с вами предстоит сугубо деловой разговор. Времени у меня мало, так что не будем отвлекаться.
Слегка обескураженный таким холодным обращением, я, продолжая чувствовать себя старым и нелепым с этой совершенно спокойной девушкой, неловко плюхнулся на свой стул и заказал кофе и пирожные, стараясь незаметно рассмотреть ее как можно подробнее.
Сердце постепенно успокоилось, и я уже понял, что, невзирая на редкостную красоту и очевидное сходство с матерью, она и в самом деле была существом отдельным, в особенности в манере поведения и в выражении глаз. У Майки глаза были золотисто-зеленые, широко открытые и доверчивые, как бы вбиравшие в себя прихотливый рисунок мира. А у этой совсем молоденькой девочки цвет глаз даже трудно было определить, так как на меня она почти не смотрела. На мир вокруг – тоже. Глаза ее были устремлены внутрь, в себя, и оттого она казалась отстраненной и как бы всему чуждой. Словно отгорожена от всего невидимой, но прочной стеной. И это странным образом меня успокоило и поставило все на свои места. Да, мне давным-давно не шестнадцать, я уже не юнец-студент на свадьбе моего друга с Майкой, а преуспевающий известный журналист, любимец публики (женщин в особенности), имеющий большую холостяцкую квартиру, престижную машину, мужественную внешность и, как думали многие, неуживчивый, злой и циничный характер.
Окончательно придя в себя, я не спеша закурил и даже довольно нахально уставился на Элизабет – ничего особенного, обычная лондонская штучка, хотя что-то трудноуловимое все-таки не давало мне вести себя в обычной нагловато-флиртующей манере. А она, казалось, ничего не замечала. Сидела напротив меня, уставясь в чашку с кофе, и была так серьезна и даже печальна, что с меня окончательно слетели гонор, высокомерие и ерничество.
– Господин Сотников, чтобы вам стала ясна суть моей просьбы, уточню некоторые детали. Сколько лет вы не виделись с моей матерью?
– Более двадцати лет.
– Тогда, возможно, вам неизвестны некоторые подробности ее жизни. Знаете ли вы, например, что она сделала отличную карьеру фотомодели, прошла строгий кастинг, участвовала в международных показах и ушла с подиума семнадцать лет назад, по настоянию мужа, преподавателя Оксфорда Ричарда Сименса, уже беременная мною?
– В общих чертах от общих друзей… – уклончиво ответил я.
– В таком случае позвольте начать с самой сути. Думаю, нет нужды говорить, что я выбрала именно вас не случайно и что, независимо от вашего решения, сегодняшняя наша беседа должна остаться между нами?
– Как вам будет угодно, мисс Сименс.
– Итак, к сути моей просьбы. Сегодня моей матери должно было быть уже сорок шесть лет. Уверяю вас, хотя я и кажусь иногда совсем глупенькой девочкой, я неплохо разбираюсь в людях. После сорока лет моя мать перестала меняться. Даже мне она казалась совсем молодой, как будто время для нее остановилось. Поэтому, надеюсь, вы узнаете ее на фотографии, которую она просила отдать вам, если… если что-то случится.