Когда я шла с инспекторшей в кабинет директора, то встретила идущих в класс Сорокину и Богатыреву. Я специально смотрела только вперед, чтобы не пересечься с ними взглядами. Шла и думала о том, что как бы я ни хотела остаться в школе, если мне для этого предложат извиниться перед этим чмом, я скажу, чтобы меня лучше отчислили. Образование я получу, а вот достоинство будет уже не вернуть.
Поэтому, собравшись с духом, я шла за инспекторшей, надеясь лишь на понимание.
В кабинете директора была целая вечеринка — сам директор, крыса-зам по воспитательной работе (конечно, куда без нее), инспекторша, Альфия Тимирязевна, Чернов с ватой, торчащей из ноздрей, и каким-то компрессом на переносице, и мужчина, которого я не знала. Высокий, плотного телосложения, с красивой аккуратно подстриженной бородой и усами. В костюме и с каким-то кожаным чемоданом. Чернов что, адвоката себе вызвал?
Я прошла и уселась туда, куда показала мне инспекторша. И тут началось. Чернов заныл, что его ни за что избили, крыса-зам причитала, что я опасна для общества и что это уже не первая моя «хулиганская выходка и нападение на учеников школы», инспекторша бубнила, что нужно во всем разобраться, директор поддакивал непонятно кому, Альфия Тимирязевна лишь с укором поглядывала на меня, а мужчина, стоящий около Чернова, молча слушал весь этот балаган. Я лишь видела, как бегают его желваки. Я поддерживала его в молчании и наблюдала за этим цирком. Если меня не спросят, что произошло — ничего доказывать я не буду.
Наконец кто-то вспомнил, что в произошедшей ситуации участвовала еще и я. И зам противным голосом вставила свою ремарку, обращаясь ко мне:
— Мишина, ты почему молчишь? Ты что, ждешь, когда тебя отчислят?! Ты не хочешь хотя бы извиниться перед Черновым и его отцом? Или тебе совершенно наплевать на свое будущее?!
Так это его отец, теперь понятно. Подтянул папика, чтобы он во всем разобрался и наказал неугодных? Что ж, пожалуйста. Пусть вся их долбаная семейка идет к черту!
— Я молчу, потому что мое мнение тут мало кого интересует, — спокойно пожала я плечами. — Перед Черновым и тем более его отцом я извиняться не собираюсь, поскольку чувства вины у меня нет. Произойди эта ситуация еще раз — я бы поступила также, — ледяным голосом продолжила я. — Хотя нет, вероятно, если бы она произошла еще раз, я бы ударила сильнее. И извиняться за это не собираюсь. Хотите — отчисляйте, — снова пожав плечами, я вновь откинулась на спинку стула.
— Видите, она даже не раскаивается! — воскликнула зам. — Ей нужно другое образование! Где-нибудь в колонии!
— Ну, Эльвира Эдуардовна, давайте не торопиться с выводами, — остановил ее директор. — Лера, поясни, пожалуйста. Что между вами произошло? — директор поправил рубашку и сложил в замок руки на столе.
— Ничего необычного, — снова пожала я плечами. — Чернов, как обычно, пытался меня задеть, но в этот раз перешел все границы, за что получил по заслугам.
— Что именно он тебе сказал или сделал? — вступила в разговор инспекторша.
— Да ничего такого, я просто пошутил! — заныл Чернов. — Пап, может, в больницу? — прохныкал он, чем чуть не вызвал мой искренний смех. Ноет как девчонка.
— У тебя нет перелома, подожди, — строго ответил мужчина, оказавшийся папашей этого придурка. — Девушка, вы можете связно ответить, за что вы ударили моего сына? — его пронзительные глаза буквально рентгенили меня. И мне это не понравилось.
— Я ударила вашего сына, потому что он не имеет никакого уважения к другим людям, — почти прошипела я. — Особенно если они ниже его по социальному уровню. Да, — развела я руками, видя нахмуренное выражение лица папаши Чернова, — моя семья не имеет таких доходов, как ваша, и мне приходится подрабатывать, чтобы как-то сводить концы с концами. И я по паре часов несколько раз в неделю мою пол в спортзале. С согласия директора, все по закону, — тут же пояснила я, видя удивление на лицах инспекторши и Альфии. — Чернов узнал об этом. И утром решил пошутить, видимо. Позвал меня и кинул в лицо грязную тряпку со словами, чтобы я вымыла за деньги его обувь. Шутку я смешной не посчитала и ударила его. В содеянном не раскаиваюсь. У меня все.
Я снова откинулась на стул и со скучающим видом стала смотреть в окно. Молчание в кабинете директора длилось несколько секунд. Первым очнулся отец Чернова.
— Это правда? — безэмоциональным голосом спросил он сына.
— Бать, я… — начал было блеять Чернов, но отец его прервал.
— Это правда, я спрашиваю?
Чернов помялся несколько секунд, но потом вздохнул:
— Ну… Да…
— Понятно, — на выдохе проговорил его отец и выпрямился. — Я могу поговорить с сыном и… простите, забыл, как девушку зовут?
— Лера ее зовут, — подсказала Альфия Тимирязевна.
— Да, могу я поговорить с Лерой наедине? — кашлянув в кулак, проговорил отец Чернова.
— Ну, вообще-то, не положено, — пробормотал директор, растерянно глядя на окружающих.
— Не переживайте — усмехнулся он, — ей ничего не угрожает. И никаких заявлений и обвинений в ее сторону не будет. Я могу попросить вас постараться сделать так, чтобы об этом инциденте забыли?
— Но как же, она ведь… — начала вякать зам, но директор поднял руку, прервав ее.
— Эльвира Эдуардовна, вы можете возвращаться к работе, вы, Инна Степановна, тоже, — обратился он к инспекторше. — Мы тут разберемся.
— Но ведь… — снова начала крыса-зам, но теперь ее прервала уже Альфия Тимирязевна.
— Пойдемте, девушки, оставим нашего директора самостоятельно решать вопрос, — подхватив под одну руку инспекторшу, а под другую зама, она выволокла их обеих в коридор.
— Игорь Яковлевич, я не могу оставить вас наедине со своей ученицей, прошу понять, — серьезно сказал директор, а я про себя улыбнулась. Молодец, мужик, не зря ты мне всегда нравился.
— Хорошо, я понял. Тогда скажу так, — отец Чернова повернулся ко мне, посмотрев уже совершенно другим взглядом. — Лера, я прошу прощения за своего сына. Искренне.
— Пап, я… — начал бормотать сконфуженный Чернов, но отец грубо закрыл ему рот.
— Заткнись! С тобой я дома разберусь, мелкий засранец! Ты у меня в военное училище поедешь! — рявкнул он так, что и я, и даже директор подскочили. — Недоносок! Сам в своей жизни и рубля не заработал, только тратим на тебя с матерью! С сегодняшнего дня никаких денег на карманные расходы! Никаких компьютеров и телевизоров! Будешь лично мне показывать сделанные уроки и дневник! Хватит!
Я смотрела на эту сцену, подняв брови. А отец Чернова не такой уж и мудак, как оказалось.
— Лера, — обратился он ко мне уже спокойным голосом. — Я прошу прощения за этот инцидент, и, быть может, я смогу компенсировать моральный ущерб… — пробормотал он, доставая из пиджака бумажник. — Не посчитайте это, будто я пытаюсь вас подкупить, просто…
— Не надо, — медленно и тихо проговорила я. — Я не нуждаюсь в подачках. Я сама зарабатываю. Если это все, я могу идти?
Отец Чернова посмотрел на меня с каким-то будто уважением и молча кивнул.
— Лера, сейчас можешь идти, но мы все же вернемся к этому вопросу. Думаю, тебе придется оставаться какое-то время на отработку. Все-таки это рукоприкладство, — вздохнув, каким-то извиняющимся голосом проговорил директор.
— Не вопрос, — кивнула я и встала со стула. — Я пойду?
— Да, иди. Зайдешь после уроков.
— Хорошо, — кивнула я и, оставив в кабинете их втроем, вышла.
Сидя на подоконнике около кабинета в пустующем коридоре, я смотрела в окно. Отработки были частым школьным наказанием. Как правило, они заключались в работе в библиотеке. Пересмотр карточек, заполнение и прочая ерунда, на которую у библиотекарши, как обычно, никогда не было времени. А хулиганы и провинившиеся были бесплатной рабсилой. И видимо, какое-то время мне придется быть этой силой.
Когда прозвенел звонок, я осталась сидеть в коридоре. У нас был двойной урок, поэтому перебираться в другой кабинет было не нужно. Через несколько минут после звонка, когда школьные стены наполнились звуками и людьми, я почувствовала, как кто-то трогает меня за плечо. Вздрогнув, я обернулась. Рядом стояла Богатырева.