Он подошел к небольшой группе мужчин. Здесь был председатель земской управы, два брата Федоровых – зажиточные местные помещики – и отставной армейский капитан Селецкий, владеющий нынче городской типографией и издающий газету «Белопольский вестник».
– Американское зерно заполоняет европейский рынок, и с этим ничего не поделаешь, – говорил Селецкий с апломбом, видимо продолжая начатый спор. – Цены падают, только крепкие помещичьи хозяйства могут этому противостоять.
– Ты, Петр Трофимович, как всегда, преувеличиваешь американскую опасность! – похлопал издателя по плечу один из братьев. – Мы, например, вовсе этой напасти не ощущаем. Особенно в прошлом и нынешнем году.
– Да, – подхватил второй, помоложе, – какие два урожайных года подряд, небывалые! И пшеница, и рожь, и ячмень – и Украину, и Россию обеспечим, по своей цене. Где той Америке!
– А вы что скажете, господин Макаров? – повернулся к нему Селецкий, словно за поддержкой.
Анатолий Викторович пожал плечами, делая затяжку, потом ответил:
– Насчет американского зерна ничего не знаю. А вот что хорошая, сытая жизнь утихомиривает людскую кровожадность – это точно. Как полицейский могу отметить, что случаи терроризма по всей стране за два последних года уменьшились. Значит, высокий урожай и мирная жизнь тесно связаны.
– Верно, дорогой наш исправник! – подхватил председатель управы. – А вот еще скоро запустим завод сельхозмашин, который строит у нас германская фирма «Классен Фрезе и Дик», да дадим крестьянским хозяйствам технику – никакие Америки нам не будут страшны как конкуренты!
– Если, конечно, не развалим крестьянскую общину, – скептически вставил старший Федоров.
– Прошу прощения! – Макаров помахал рукой и быстро пошел навстречу мировому судье. Ему вовсе не хотелось ввязываться в спор о крестьянских общинах. В какую компанию ни попади, везде всплывает эта навязчивая тема. Указ об освобождении крестьян от власти общин более трех лет назад принят, а все спорят о нем, спорят… Слава богу, хоть мировой судья от этой темы далек – жизнерадостный, упитанный вдовец, женолюб. А с ним – депутат земского собрания, местный дворянин Фрол Багреев. Тоже гуляка не приведи бог…
– Что же вы, Анатолий Викторович, не танцуете? – пошутил мировой судья. – Лишили наших дам лучшего кавалера!
– Все впереди, – засмеялся Макаров. – Да и дамское общество, знаете ли, утомляет.
– Не скажите! Видел вас в танце с Любовью Лаврентьевной – прекрасно смотритесь вместе. Опекаете ее?
– Да, мы дружим, – суховато ответил исправник, словно ставя судью на место.
– Знаю, знаю! – весело махнул тот рукой, совсем не обидевшись, а может, и не заметив холодного тона собеседника. – Вы с Савичевым большими были друзьями. И жена ваша с нашей «веселой вдовой» подруги. Вот и посодействовали бы мне, свели бы покороче с Любовью Лаврентьевной.
Макаров несколько растерялся:
– Шутить изволите?
– Отчего же!
Судья посмотрел на исправника пристально и насмешливо, потом в глазах его появился азартный блеск.
– Вы, молодые красавчики, считаете нас никуда не годными стариками. А ведь вышла Любовь Лаврентьевна в свое время замуж за Савичева. А мы с ним, между прочим, почти ровесники, да и тезки к тому же. Я вдовец, она вдова – глядишь, и сойдемся.
Фрол Багреев гомерически захохотал:
– Да уж вы, Владимир Васильевич, не прибедняйтесь! Зачем вам посредник? Видел я, как ловко вы подъезжаете к «веселой вдове», а она прямо млеет, слушая вас. Может, вы и есть тот самый загадочный любовник?
– Какой любовник?
Макаров растерянно переводил взгляд с Багреева на судью.
– О чем речь? – подошел, пыхтя сигарой, фабрикант Матвеев.
– Да вот, – Багреев все не мог унять своего веселья. – Наш исправник впервые слышит, что у госпожи Савичевой есть любовник.
– Ну-у, это ведь только предположение, – философски заметил Матвеев.
– Да об этом все говорят! – настаивал Фрол. – Вот только неизвестно, кто он, этот счастливчик.
Исправник с облегчением махнул рукой:
– Слухи, только лишь слухи!
– Однако не безосновательные, – поднял вверх палец Матвеев. – Молодая, красивая женщина, грустила после смерти мужа, и вдруг вмиг ожила, расцвела, еле дождалась окончания траура…
– Это верно, – согласился судья. – Я тоже заметил. И потом – она перебралась в свой дом на окраине, почти загородный. Такое уединенное место, удобное для свиданий.
– Не знаю, не знаю, – постарался защитить подругу жены Макаров. – Она уверяет, что любит природу, уединение…
– Уединение вдвоем, – опять хохотнул Багреев. – Есть ведь в центре города чудесный особняк. Нет, там ей неудобно, уединения не хватает!