Вода!
Их было только двое, видимо, третий остался караулить машину. Разница лишь в том, что теперь оставили не младшего Панкратова, а старшего.
— Может, он на трассу ушел? — предположил Димон, когда луч фонаря, пошарив по траве и рогозу, не обнаружил ничего интересного. — Как думаешь?
— Не знаю, — его безымянный подельник выглядел растерянным и то и дело отмахивался от комарья. — Опасную игру он затеял.
— Ничего, поймаем. Далеко он не мог уйти, мы бы услышали. Где-то здесь прячется.
— Воистину, братья, — отозвался я из-за плававшей в воде старой картонной коробки и, прежде чем те успели ответить что-нибудь остроумное, разрядил по ним всю обойму.
Господи, ну и дрянь! Пришлось буквально лечь в протухшую воду, укрыться под гнилой картонкой, так, что наружу торчала только голова да кисть руки с пистолетом! Я теперь весь в грязище и какой-то вонючей жиже, а пахну, словно последний бомж. Какое там: уважающий себя бомж даже рядом сесть откажется! Вот они, русские канавы… Страшно даже подумать, что можно в них встретить. Но чего не сделаешь ради выживания. Если приперло — и с головой бы нырнул.
Мои противники дружно завопили от нестерпимой боли. Попал, попал! В обоих! Я вскочил на ноги и, пробуксовывая в измазанной грязью обуви, поспешил к ним, пока не очухались. Но сквозь клубы порохового дыма взору моему предстала невероятная картина: и Димон, и неизвестный остались стоять на ногах! Первый держался за бок, но не из-за тяжести ранения или обильного кровотечения — казалось, он просто осматривал рану! Второму повезло меньше: припав на колено (видимо, один из зарядов попал в ногу), он левой рукой зажимал простреленное плечо. Белая футболка его вся была залита кровью, правая рука безжизненно повисла. Кажется, этот вне игры.
— Ты! — завидев меня, Димон попытался дотянуться до оброненного им пистолета. Получилось неудачно: попробуй нагнуться, когда в боку дырка, пусть и полученная по касательной. Я кинулся на него, чтобы перехватить и завладеть оружием, но поскользнулся (проклятая обувь!) и беспомощно растянулся на сырой траве. И тут меня перемкнуло. Испугавшись, что вот-вот последует выстрел, я подскочил, как мячик, и, не разбирая дороги, ломанулся прочь сквозь кусты и канавы. Первобытный ужас, не вникая в сиюминутные интересы, гнал меня дальше и дальше от опасности. Кровь захолодела в жилах, нервы сжались в тугой комок, сердце готово было выпрыгнуть из груди — весь организм приготовился к неизбежному.
Но выстрела не последовало.
Сразу за полосой ивняка начинался настоящий лес: березы, осины. Здесь можно дышать спокойнее: враг позади. Выбравшись на небольшую прогалину я рухнул за толстым полосатым стволом и понял, что близок к истерике. Он ведь мог застрелить меня! Из настоящего пистолета! Насмерть! Какой же я дурак! Надо было сразу уходить, а не поддаваться глупому соблазну завладеть их оружием. Боже, что за нелегкая понесла меня в эти дебри! Зачем мне все это? Ради чего лезть в грязь, стрелять в людей и подставлять себя и любимых под удар? Я не хочу больше играть в ваши игры! Я хочу домой… Вера… Надо найти Веру. Но нет сил… Сейчас, дайте еще минутку… Иначе просто не встану.
Так лежал я на спине, бессильно раскинув руки, может пять минут, а может, и полчаса, когда до моего слуха донесся звук чьих-то осторожных шагов. Чуть левее мимо меня пролегала узкая, видимо, протоптанная местными тропинка, ведущая от деревни к трассе. И по этой тропинке кто-то приближался. Друг или враг?
Враг. У друзей нет карманных фонарей. Короткая — не дольше секунды — вспышка света выдала их с потрохами.
Нехотя поднявшись, я пошарил взглядом в поисках убежища, но не нашел ничего лучше той самой березы, под которой только что валялся. Стоило мне укрыться за ее стволом, как на прогалине появились двое.
— Да ушел он уже, говорю тебе. Чего ему нас ждать?
— Если ушел, значит, не найдем. А пока не нашли, будем искать.
Занятно, как быстро поменялись роли! Теперь уже субтильный Дима вел маленькую армию вперед, а крепыш Миша отпраздновал труса и желал отступать. Как все непостоянно в бренном мире. Интересно, как они так быстро меня нагнали? Не иначе, в панике я пробежал по дуге, а они прошли коротким путем, по прямой. И еще, почему так ноет левое колено?
— Посмотри, у тебя весь бок в крови. И Гриха чуть живой. Его нужно в больницу отвезти. Забей, тут можно до утра бродить. Ты же сам сказал, вы прошли в двух шагах от него и не заметили!
— Второй раз не пройдем. Я эту суку из-под земли достану.
— Зачем он тебе? Ладно, у меня с этой козлиной свои счеты. Но я и так знаю, где он живет, еще встретимся. А тебе-то он на кой сдался?
Говоря это, Миха подошел прямо к тому дереву, за которым и пряталась пресловутая «козлина». Я весь сжался, опасаясь лишний раз вздохнуть: любой шум выдал бы меня с головой. Одеревеневший палец лег на курок пистолета. Ах ты, тапок мне в кисель — он ведь разряжен! Ну, просто праздник идиотизма какой-то…
— Считай, он меня разозлил, — ответил брату Димон. — Меня нельзя злить. Если полчаса назад мне было глубоко фиолетово, поймаете вы его или нет, то теперь другой резон.
— Это точно, — подтвердил Миха. Злить тебя опасно. Ты сразу звереть начинаешь. Как тогда, когда тебя одноклассники…
— Да, как тогда. Ты можешь потише?
Вжикнула молния, что-то зажурчало. Эй, да этот гад справляет нужду на мое дерево! Фу, мерзость… Выглянуть, что ли, неожиданно и сказать «бу»? Тогда, возможно, получится обеспечить его пожизненными сюрпризами, связанными с мочеиспусканием. Хорошая месть, Света бы одобрила. Но у его брата пестик, и он, кажется, настроен всерьез. Не пестик, разумеется, а сам брат.
— Что ты думаешь насчет этой дуры своей? — меж тем спросил Дима. — Пойдешь мириться?
— Неа, — ответил Миха, продолжая делать свое мокрое дело (так долго, он что, раз в сутки ходит?). — Вряд ли у нас чего получится. Шлюшка она. Вон, не успела со мной расстаться, уже к соседу побежала. Хотя, посмотрим. Может, и помиримся, когда я расскажу, какой сосед у нее нехороший оказался… Разок-другой помиримся, и хватит. Баб, что ли, мало?
— Может, и не мало. Но эта красивая, да. Я бы сам ее… Давай быстрее уже, хорош поливать.
— Иду, иду… Взял же с собой ненормального…
Они ушли, а я, как только стихли шаги, первым делом перезарядил травмат. Вот так-то лучше. Ничего, хлопцы, мы с вами еще встретимся. Я тоже знаю, где вы живете. И тоже приду не один.
Нужно искать своих.
Отправляясь выручать Севу, я взял с собой три полных обоймы по семь патронов: одна в травмате и две — в непромокаемом чехле на поясе. Все это было отобрано полицейскими, но после — не без содействия Геннадия Романовича — возвращено мне в целости и сохранности. Сейчас одна обойма полностью разряжена (прости, Гриха, теперь я хоть знаю, как тебя зовут), во второй недоставало трех зарядов (прости, так и оставшийся безымянным охранник Севы). Итого осталось одиннадцать патронов, чуть больше половины. Пока живем.
После недолгих раздумий, я пошел в сторону деревни — ближе к свету и к людям. Возможно, Ден со товарищи размышляли также. Очень надеюсь, они не решились организовать какую-нибудь глупость. Учитывая преобладание слабого пола, сие довольно-таки вероятно. Давай, Денис, твоя харизма и моя интуиция должны помочь нам воссоединиться.
Деревня Зажопино (лишь много позже я узнал, что на самом деле она называлась Зажогино — какой-то шутник пририсовал лишнюю палочку к букве «Г») располагалась примерно в километре от трассы и в описываемый момент времени была погружена практически в полную темноту. Уличное освещение отсутствовало как класс, во дворах также не горело ничего похожего на фонари — видимо, жители нехило экономят на электричестве. Единственным источником света были тускло освещенные окна в трех домах, мерцающие синим — те, кто еще не спал, прильнули к экранам телевизоров.
Внезапно из темноты вынырнул человеческий силуэт.
— Ох ты ж, Господи, страсти-то какие! — шарахнулся от меня какой-то дедок.
Его можно понять: выглядел я, мягко говоря, непрезентабельно. Весь мокрый, ноги по колени в глине, на одежде грязь и тина — родная мама не узнает. И воняю, как из помойки. Хорошо, что там, откуда я вышел, везде так пахнет — иначе братья Панкратовы учуяли бы меня за километр.