…Возвращение домой не предвещало ничего хорошего. Я ждала, что ночной гость устроит в квартире полный разгром, – но, к моему удивлению, всё выглядело вполне пристойно. На полу сиротливо стояла миска с пшеном, – нетронутая. Самое вкусное из холодильника было съедено, пол усыпан хлебными крошками, но к этому я уже привыкла.
Я кое-как убрала крошки и объедки, позавтракала тем, что не доел дед, посадила Плутонию в клетку и отправилась к Алинке.
– Ну как?! – нетерпеливо спросила она с порога, сверля меня своими чёрными, как бездна, колдовскими глазами.
– Плохо. Испугалась Тонька твоя. Убежала… и… – я запнулась, но, решив, что честность – лучшая политика, продолжила: – Теперь у неё котята будут.
Мы сели на обшарпанный диван, и я принялась рассказывать всё по порядку. Алинка слушала внимательно, время от времени прерывая меня каким-нибудь вопросом.
– Тогда дед замахнулся на Плутонию палкой, и она убежала к Барсику, – закончила я рассказ. – А потом мы с Леонидовной до утра её в подвале ловили.
– Эх, – сказала Алинка. – Плохо дело. Если даже Тонька не помогла, – тогда уж и не знаю, что делать. Она у меня не из трусливых, поверь… раз испугалась, значит, дело серьёзное. Придётся прибегнуть к последнему средству…
– Какому?
– Пригласить специалиста.
– Охотника за привидениями? – я засмеялась, но смех прозвучал невесело. – Такие только в кино бывают. Звала уже отца Николая, а толку с того? Ещё хуже стало.
– Отец Николай в этом деле не спец, – сказала Алинка, слегка нахмурив выкрашенные в чёрный цвет брови. – Я давно тебе говорила, что, если покойный не связан с христианским эгрегором, толку не будет. Хоть каждый день квартиру освящай.
– И кто же этот специалист?..
– Я. – Она гордо вскинула голову, – как будто хотела, чтобы я полюбовалась и восхитилась, что вижу перед собой настоящего эксперта по мертвецам.
– Ну, знаешь… от скромности ты не помрёшь, – заметила я.
– Ещё бы! – улыбнулась Алинка. – Зато я денег с тебя не возьму. Не то, что этот чернорясый… Мне этот случай интересен… давно хотела взглянуть на твоего деда, – к тому же повысить квалификацию не помешает. Ну как, соглашаешься?
Я кивнула. В конце концов, что мне терять?..
– Тогда сегодня я у тебя переночую. Вечером созвонимся… – она задумалась, а потом не к месту добавила: – А знаешь, он всё-таки ничего, ваш Барсик… даже симпатичный. Интересно, котята будут белые или чёрные? Как ты считаешь?..
– Чёрные. Ну, или чёрные с белой грудкой, как он… – у меня отлегло от сердца: похоже, скандала не предвиделось; Алинка вовсе не собиралась меня убивать.
– И шерсть у него шелковистая. Как плюшевый мишка… – мечтательно прошептала она.
XVII
Вечернее небо, тёмно-синее, как лужица пролитых чернил, выглядывало из-за белых занавесок. Темнота наступала, и даже свет электрической лампочки не мог разогнать её. Мы с Алинкой сидели на кухне, стараясь не замечать окутывающего мир сумрака. Он смотрел на нас множеством невидимых глаз, как будто выбирая себе очередную жертву…
– Что-то рано сегодня стемнело, – сказала Алинка, лениво помешивая чай в жёлтой чашке с отбитой ручкой. Этой чашке было по меньшей мере пятьдесят лет, и раньше она принадлежала деду; таким образом Алинка надеялась посильнее разозлить мертвеца, чтобы заставить его явиться. Рядом с чашками на столе лежала только что открытая коробка печенья.
– Да… рановато, – согласилась я.
Висевшие на стене часы размеренно тикали; минуты неспешно текли, как воды широкой и тихой реки. Мне казалось, что время тянется слишком медленно; хотелось спать: прошлой ночью я спала едва ли больше двух-трёх часов…
– Да ты ложись, – предложила Алинка, – не выспалась ведь вчера. – Я сама твоего деда покараулю.
– Ты только разбуди меня, если он придёт, – сказала я, – и отправилась в комнату, где поджидала меня кровать с прохладными простынями, обещавшая долгожданный отдых моему измученному телу.
Мне приснилось, что я иду вдоль прозрачного ручья, а навстречу мне бежит кошка, – тощая, чёрная.
– Тоня, Тонечка! – зову её я.
Кошка останавливается, смотрит прищуренными зелёными глазами.
Я останавливаюсь; глаза кошки наливаются кровью, и вода в ручье становится алой, кровавой. По тропинке навстречу мне идёт дед; в руке у него нож. Он подходит всё ближе, но я не могу убежать: кошачий взгляд околдовывает меня, и я стою, не в силах пошевелиться. Мёртвая рука со скрюченными пальцами вцепляется мне в плечо; я чувствую холодную сталь ножа, коснувшуюся моей шеи…
Всё кружится передо мной; фигура деда плывёт, её очертания меняются, – и он превращается в Алинку. Я рада, что вижу её, но глаза у неё злые, брови сдвинуты к переносице, – точь-в-точь как у деда. Алинка держит меня и деловито режет мне горло кухонным ножом…
…Проснулась я оттого, что Алинка трясла меня за плечо.
– Вставай… просыпайся, – шептала она. – Дед пришёл.
Спросонья мне было трудно понять, кто хочет защитить меня, а от кого мне надо спасаться; не разобравшись, где сон, а где явь, я вполне могла бы вцепиться Алинке в волосы, – но ей повезло. Я встала и тихо, как тень, проскользнула в кухню, – туда, где меня ждал мертвец.
…Дед сидел за столом, доедая последнее печенье и прихлёбывая чай. На нём была жёлтая майка и серые брюки, – те самые, из могилы. Пиджак он, наверное, где-то обронил, а рубашка была изрезана во время нашей предыдущей схватки. Пол кухни был усыпан крошками; под столом валялись шкурки от колбасы.
Опираясь на клюку, дед поднялся и сделал несколько шагов в нашем направлении. Всё это время Алинка с любопытством разглядывала его.
Руку с ножом он держал за спиной, чтобы мы не догадались о его намерении; потом дед медленно и неуверенно замахнулся, но Алинка жестом остановила его. Неизвестно, что случилось бы дальше, – но тут она задала вопрос, который в данной обстановке казался мне абсолютно неуместным.
– Ну, – спросила она, – как тебя зовут?
Дед уставился на неё, хлопая глазами, как будто вспоминая: и как же, в самом деле, его зовут?
– Майкл, – сказал он наконец каким-то странным, молодым голосом, совсем не похожим на его бас.
– Ты откуда сюда явился?
– Из Лондона.
– А по-русски почему говоришь?
– Ну… я же дух. Духи вообще не говорят. Я общаюсь с вами телепатически, а ваше сознание интерпретирует мои сообщения, представляя их в виде слов вашего родного языка.
– Ни фига себе, – удивилась Алинка. – А почему в таком виде?
– По той же причине. У духов нет облика… по крайней мере, в человеческом смысле этого слова. Ваше сознание интерпретирует информацию и выбирает из памяти то, что вам наиболее близко и знакомо. В данном случае вы видите деда с ножом, потому что ожидали его увидеть. Если бы ждали кого-то другого, – увидели бы его…
– Как ты сюда попал? – спросила я, осмелев.
Фигура деда сделалась размытой, его черты задрожали и поплыли. Теперь, когда мы знали, что это не дед, интерпретатор информации давал сбой.
– Не знаю… Случайно закинуло. Я умер вчера.
– Как умер?..
– Катался на скейте… а тут на меня этот выскочил… из-за угла… на своём грузовике. И – шарах! Весь день блуждал в каком-то сером тумане, пока наконец сюда не выбрался. А это что за место?
– Квартира. Мы здесь живём, – сказала Алинка, – хотя она и была здесь всего лишь гостьей.
– Вот как… А можно мне тоже с вами поселиться?
– Ну, знаешь ли… – Алинка взяла незадачливого духа за плечи и развернула в сторону выхода. – Здесь нам и самим тесно. Лучше иди-ка ты отсюда, Майкл, пока я тебя не упокоила. И больше не пугай людей. Хотя постой… – она внезапно остановила гостя, как будто вспомнив о чём-то важном. – Ты вчера в этой квартире был? И два дня назад? И на прошлой неделе?