«Да», – подумала я. Настала тишина. От этих простых слов расстояние между нами словно бы уменьшилось и потеряло всякое значение. Он выбрал такое стихотворение, что мне показалось, будто он знает все мои мысли, которыми я не осмеливалась делиться с другими. Он словно бы нежно обвил меня рукой. Никто прежде не касался меня так. Я испытывала страх и в то же время восторг.
– Это прекрасное стихотворение, – промолвила наконец я, – спасибо тебе.
Пожелав ему всего хорошего, я медленно пошла домой. У меня сжималось горло, и не хотелось разрыдаться в его присутствии. Сегодня я и так достаточно открыла.
Я вбежала в дом и кинулась вверх по лестнице в свою комнату мимо Кокогуль. Она подрубала подол юбки и даже головы не подняла.
– Ты еще упади и ногу сломай! Кто тебя на руках носить будет? Не бегай, ты не ребенок.
Через несколько дней Кокогуль навестили те, кого она так ждала. Семья аги Фируза открыто и официально объявила о своих намерениях. Кокогуль так радовалась, словно пришли просить ее руки, а не моей.
– Я знала. Знала, что они только глянут на личико моей девочки и сразу поймут, что она – самая прекрасная арус, какую только может мать пожелать своему сыну! Этой женщине очень повезло, что ты станешь ее невесткой, и теперь они знают это. Ты намного красивее, чем кто-либо из их семьи. И у нас хорошая репутация. Твоего отца уважают так же, как в свое время дедушку, да снизойдет на его душу вечный покой. Это еще им придется доказать нам, что они и вправду достойны нашей дочери! И мы так легко не уступим, нет-нет… Я заставлю эту женщину прийти в наш дом столько раз, что она собьет ноги до мозолей и не сможет танцевать на твоей свадьбе, и плевать мне, сколько у них денег!
Я знала, что это не так. Уже через несколько дней после первого визита Кокогуль в точности разузнала, сколько стоят ткани, которые пошли на их платья. Она оценила вытачку и крой, говоря, что лишь самым искусным портнихам в Кабуле под силу сшить платья, в которых такие тучные телеса могут показаться женственными.
Услышав, каким образом Кокогуль планирует принять их в следующий раз, я вздохнула с облегчением. Она хотела, чтобы я не показывалась им на глаза, и в этом наши желания совпадали.
– Чай и сладости подадут твои сестры. А свахи больше тебя не увидят. Пусть у них слюнки текут.
– Мадар-джан, а разве к девушке не должны свататься многие? Ты часто говорила, что одно сватовство привлекает вторых, а затем третьих. И тогда для нас все может сложиться лучше, правда? Может быть, нужно отказать этой семье?
Кокогуль не обратила ни малейшего внимания на мои рассуждения.
– Второе или третье сватовство? Вы посмотрите, что мы о себе возомнили! Что, сын аги Фируза недостаточно хорош? Образованный юноша из богатой, уважаемой семьи, а тебе мало? Дочка, слушай: если к нам посватались одни, то это еще не значит, что придут другие! В Кабуле много девушек.
Как же сильно изменилось ее поведение!
– Я только хотела сказать…
– Ты должна радоваться, что вообще хоть кто-то пришел! Ты росла без матери, а таких не ждут с распростертыми объятиями в других семьях.
«Без матери»… Почему мне стало так больно от этих слов? Всю жизнь я была падчерицей Кокогуль, ни на секунду не забывая, что я не Наджиба и не другие мои сестры. Я росла в отцовском доме, как чужая, перейдя по наследству в новую семью. Я смеялась шуткам Кокогуль, училась готовить ее любимые блюда, делала ей массаж, когда у нее болела спина, и всегда называла ее «мадар-джан», а теперь хотела повернуть время вспять, чтобы забрать все это. В сердце Кокогуль не было лишнего места. Пространство, строго разграниченное на участки, и каждая пядь отдана во владение сестрам или отцу. Я смотрела на нее невидящим взглядом. Только что я снова лишилась матери и не была готова к этой потере.
– В общем, глупости ты говоришь. Этим займусь я. Ты еще не в состоянии понимать, что для тебя лучше.
Ее колечко с лазурью постукивало о чашку с чаем. Кокогуль обладала пылким темпераментом и твердыми взглядами по всем вопросам. Но каждый раз, когда она обнимала меня, смотрела на меня, говорила со мной, чувствовалось ее равнодушие. Я представила себе мой дом без меня: вот мои сестры смеются в прихожей, брат сидит рядом с отцом, а надо всем этим гордо царит Кокогуль.
Почему умерла моя мама?
Ничего особенного в тот день не случилось. Лишь прозвучало несколько слов, не так уж сильно отличавшихся от того, что говорилось раньше, но именно в тот момент все переломилось и я, оказавшись наедине с этой женщиной, впервые увидела ее по-настоящему.
– Они собираются к нам раньше, чем я ждала, – размышляла Кокогуль вслух, – но я-то уж найду способ их заморить.