— Я знаю, но мне нельзя и такого мяса.
— Что за новости? — удивился Мунир. — Ты же до сих пор ел мясо!
— А теперь больше не ем.
Жюльен застыл с вилкой у рта. Потом, нахмурившись, положил вилку на тарелку.
— Мы теперь больше не едим мяса? — спросил он огорченно.
— Я не ем некошерного, — ответил я. — А ты как хочешь. Кто-то хочет мою отбивную?
Через секунду поднялись две руки. Я пододвинул свою тарелку. Жюльен, поколебавшись, пододвинул с глубоким вздохом свою. Когда Али и Лагдар перекладывали наши отбивные к себе на тарелки, раздался громкий голос, от которого все мы вздрогнули:
— Это что еще за торговля?
Стервятник стоял позади нас, сложив на груди руки, ухмыляясь недоброй усмешкой.
— Я… Мы не едим мяса, — ответил я, стараясь выдержать взгляд этого эсэсовца.
— Насколько я знаю, это не свинина.
Я почувствовал, что сейчас разразится скандал, и внутренне напрягся. Я не собирался сдаваться.
— Да, но это мясо не кошерное, я еврей и…
— Мне плевать, кто ты, араб или жид! У меня нет распоряжения от твоих родителей. И ты доставишь мне удовольствие и немедленно стрескаешь это мясо. А ну перекладывай себе на тарелку! И мелкий сопляк тоже!
Али и Лагдар успели переложить мясо обратно.
— Имейте в виду, я слежу за вами! — объявил Стервятник и вернулся на свое место.
Я уткнулся носом в тарелку, чувствуя, что киплю от гнева.
Мы все словно окаменели. Только Жюльен взялся за нож с вилкой, чтобы отрезать себе кусочек мяса.
— Раз уж велели, — пробормотал он.
В тишине, которая царила за нашим столом, нож Жюльена буквально завизжал, коснувшись тарелки, и мой маленький брат положил его, покорившись неизбежности, которая мешала мясу попасть ему в рот. Он положил и вилку и уставился на меня, ожидая, что я скажу.
— Он назвал нас жидами, — проскрипел я сквозь стиснутые зубы.
Я не знал, обидное ли это слово, но чувствовал: нас оскорбили. Злобный взгляд Стервятника, его ухмылка — все говорило, что он хочет нас унизить. Слезы закипели у меня на глазах, горло перехватило. Но я не хотел разреветься, как девчонка, перед своими товарищами. Я искал другой возможности выплеснуть обиду и гнев.
— Да, он так сказал, — подхватил Али, думая, что я задал вопрос.
— А что такое «жид»? — спросил Жюльен.
— Тоже еврей, но как обидная кличка, — объяснил Мунир.
И тогда, сопровождаемый взглядами своих замеревших на месте товарищей, я встал и направился к столу, за которым обедали два воспитателя и учителя.
Я остановился возле Стервятника, тяжело переводя дыхание от ярости и страха. Стервятник меня заметил не сразу, но мое появление обратило на себя внимание учителей, и они замолчали, вопросительно глядя на меня. Стервятник поднял голову от тарелки и обнаружил, что я стою рядом, мрачно на него глядя и тяжело дыша.
— Чего тебе тут понадобилось? — удивился он.
— Вы не имеете права называть меня жидом!
Губы у меня прыгали, но говорил я твердо.
Стервятник слегка опешил. Две учительницы за столом нахмурились и вопросительно на него посмотрели.
— Не говорил я ничего такого. Сказал, чтобы ел мясо, только и всего! Нечего выдумывать, лишь бы настоять на своем! А ну шагай на место! Быстро!
— Вы сказали «жид». Я слышал. И все остальные тоже слышали.
Воспитатель засопел и прикусил губу. Потом резко поднялся.
— А с каких это пор встают из-за стола без разрешения?
Он взял меня за плечо, подвел обратно к столу, посадил, грубо нажав, и сказал:
— Не думай, что я потерплю твои шуточки! Вернусь через пять минут и советую вам с братом очистить свои тарелки. — И, наклонившись, добавил мне на ухо: — Понял, жиденок?
Безгубая улыбка, показавшая острые неровные зубы, играла на лице садиста.
Я сидел, опустив голову. Внутри у меня все сжалось. Я не знал, чего хочу — заорать, драться или заплакать. Все вместе одновременно.
— Плюнь на него, Раф. Ты же видишь, он ненормальный.
Я поднял голову и взглянул Муниру в глаза. Я видел, он тоже разозлился, но не хочет доводить дело до скандала.
— Он гад, не обращай внимания.
— И что? Ты на моем месте съел бы это мясо?
Голос у меня от напряжения стал тонким.
Мунир передернул плечами. И я не понял: то ли он хотел сказать, что не знает, то ли что мне лучше послушаться…
Я сидел и молчал. Жюльен вертелся на стуле, он тоже пришел в возбуждение и не знал, как себя вести.
— Он гад, гад, гад, — настойчиво повторял братишка.
— Он еще смотрит на меня? — спросил я Мунира.