Трудны не мог избавиться от скепсиса. Только загоревшегося Яноша тяжело было остановить: он начал представлять Трудного нужным людям, затаскивать его на различнейшие светские приемы, на которых, чаще всего, Ян Герман был единственным мужчиной, не носившим мундира, не говоря уже о том, что единственным среди всех поляком - и вот как раз Янош и устроил Трудному этот дом на Красивой. Они приехали сюда вчера вечером на служебном лимузине Яноша, но из машины не выходили - мороз был ужасный. Штандартенфюрер показал Трудному на дом.
- Твой, - коротко сказал он. - Нечего тебе ютиться в своей каморке. Нечего мне за тебя стыдиться. Держи.
И он сунул ему в ладонь холодные ключи. Трудны же лишь молча курил. Штандартенфюрер дал знак шоферу, и они укатили; дом исчез за окошком в снежной темноте ночи.
Утром Трудны еще позвонил Яношу, чтобы договориться, как забрать бумаги и заплатить за недвижимость. Никаких проблем. Цена до смешного малая, даже по сравнению со всеми прокручиваемыми через Яноша делишками. Антиеврейские постановления, объяснил он. Когда я могу переезжать? А когда захочешь.
Потому-то Трудны и взял Юзека Щупака со свободным грузовичком, загруженным инструментами, необходимыми для самых необходимых исправлений и разведки перед предстоящим ремонтом - и поехал.
?????
- Проверь трубы!
- А я что делаю?
- И какой тут расклад? - со средины лестницы, ведущей на второй этаж, Герман кричал в сторону туалета, в котором зарылся Щупак после одного из походов к успешно разгружаемому грузовичку. Из туалета падал бледненький свет военного аккумуляторного фонаря, притарабаненного Юзеком после всех неудачных попыток добыть из какого-либо выключателя хоть один несчастный вольтик.
- Ну и?
- Тут переделывали. Где-то раза два. Поначалу водопровод на этаж не заходил, все запустили одним уровнем. Так что не знаю, как будет с давлением. Старье ужасное. Кое-что следовало бы поменять, то что заржавело. К примеру, вот это колено. - Раздался глухой звон. Щупак наверняка трахнул по колену разводным ключом. - Теперь канализация... Не знаю, тут до хрена работы, горшок забит, что они тут пихали, блин...
План был такой: сегодня разведка, а с завтрашнего утра Трудны обеспечивает спецов, и те аккордно вылизывают дом, чтобы до праздников успеть и с ремонтом, и с переездом.
- А эти вот подтеки?
- Какая-то труба наверху.
- И всю электрику тоже придется делать по новой, тут, по-моему, есть крысы, все погрызено...
- Шеф видал котел в подвале?
- А что?
- Половину труб тоже нужно будет менять.
- Холера!
Трудны поднялся на второй этаж и осмотрелся, водя по стенкам белым пятном луча фонаря.
На втором этаже не было такой разрухи, как внизу. Хотя, пустота, тишина и темнота были теми же самыми. На какое-то мгновение ему показалось, что он слышит откуда-то (откуда? Из какой комнаты?) чей-то шепот, тихие, шелестящие слова с вопросительной интонацией, но когда он попытался вслушаться - то понял, что это просто дующий на улице ветер.
2
Переступив порог, ты видел четыре двери, из которых три были в стене холла по правой руке; они вели, поочередно, если считать к лестнице - в кабинет/библиотеку Трудного, сортир без окон и гостиную. А дверь слева открывалась в столовую-салон. Пройдя их и двери в ванную, ты попадал в левостороннее расширение холла, залом которого ранее скрывал за собой двери в кухню. Теперь перед тобой была винтовая деревянная лестница, а чуть дальше - широкое, выходящее на северную сторону зарешеченное окно, через которое солнечный свет попадал на всю длину холла. С боку, под лестницей, находился спуск в подвал, закрытый обитой железными полосами подъемной крышкой. Поднявшись по лестнице, ты глядел теперь в противоположную сторону, на улицу, а окно - уже без решетки - было у тебя за спиной. Но перед собой, в конце не такого длинного, чем внизу, холла, второго окна ты не видел, а только две двери, ведущие в фронтальные спальни. А с левой стороны еще три двери: в детскую, меньшую туалетную комнату и кладовочку. Туалет и кладовка окон не имели. Правую (с твоей точки зрения) часть верхнего этажа занимали две большие комнаты, входы в которые размещались за заломами расширений холла по обоим его концам. В углу расширения, в котором ты сейчас стоишь, между лестницей, окном и стеной детской, размещалась крутая и узкая лестница, ведущая на чердак, закрытый точно такой же подъемной крышкой, что закрывала спуск в подвал.
- И что тут должно быть? - спросила Виолетта, входя во вторую из больших, пустых теперь комнат наверху; новая лампочка освещала голые стенки. - Ты уже решил?
- Пока что эти две устраивать не буду, всегда смогут пригодиться, ответил ей Трудны, вынув карандаш, который держал в зубах. Он сунул складной метр в карман рабочих штанов, карандаш - в кармашек свитера, очки - в футляр, а чертежи свернул и сунул под мышку.
- Пошли, я уже закончил.
Все еще вытирая руки от муки льняной тряпкой, Виолетта с неодобрением покачала головой.
- Зачем ты вообще все это затеял? Юзек и этот его забуханный мастер-ломастер обмерили весь дом сверху донизу уже раз десять.
Они вышли в прихожую. Трудны погасил за собой свет, закрыл двери. Из левой спальни доносился голос его матери; кого-то там она обзывала неучем и хамом - Трудны вспомнил, что на сегодня договорился менять оконные рамы. Он заглянул в кладовку, в которой горел свет, но там никого не было. Где же этот Юзек? Снизу были слышны удары сразу нескольких молотков в какой-то резонирующий ящик; Трудны даже и не пытался догадываться, откуда берется весь этот шум. Он подошел к жене, ожидавшей его у лестницы.
- Глупая была эта задумка ремонтировать в рассрочку, - буркнула она. Надо было переезжать, когда все уже было бы сделано.
- Знаю. Только хотелось до праздников. А на Шевской же и елочки не поставишь.
Они спустились вниз. Михо Роскваса, лучший механик с фирмы Трудного, орал из ванной в сторону спуска в подвал, где тоже горел свет. Было только начало пятого вечера, но декабрь, и в доме Трудного горели чуть ли не все лампы; Ян Герман скривился, подумав о будущих счетах за электричество. Он прошел за женой в кухню. Даже через закрытую дверь сюда проникали взбешенные крики Росквасы:
- Не держит!? Не держит!? Я тебе, блядь, дам не держит!!! Закрути этот долбаный вентиль, потому что я сам спущусь на низ!
Застонав, Трудны свалился на стоявшую возле стола табуретку, чертежи положил на шкафчик. Виолетта что-то искала в буфете.
- Слышишь? - фыркнула она. - Хорошо еще, что детей нет. И что у тебя за люди работают? Боже, Янек, ведь так долго тянуться не может. Утром было замыкание, так этот твой бородатый громила так стукнул электрика плоскогубцами по голове, что бедняга потерял сознание, пришлось приводить его в себя. Это же бандюги!
- Не все, - буркнул под нос Трудны, схватив с тарелки горячий пирожок. К счастью, Виолетта его не услыхала.
- Опять же, этот твой Юзек Щупак, - продолжила она, шинкуя луковицу. Это же чистой воды мошенник. Притащил сюда каких-то цыган и продал им то старье, которое ты приказал вытащить с чердака. - Его жена терпеть не могла Щупака, равно как не любила похожих на него форсистых и скользких типов, которые всегда готовы подлизаться к хозяину; это же пиявки, говаривала она, их счастье - это всегда для другого беда. - Не знаю, сколько он там в конце концов наторговал, но ведь ты купил дом со всеми манатками, они же ему не принадлежат.