Собранный в исписанной от корки до корки тетради материал представлялся прозаику незаменимым подспорьем для создания большого произведения, которое обязано было стать вершиной его творчества. В то же время, лишившись возможности оставлять регулярные записи о прожитом, узнанном и наболевшем, он начал ощущать всю тяжесть заточения наряду с основной массой узников. Паскаль все чаще задавался мучительными вопросами, на которые не находил ответы: «Сколько этот ужас продлиться?», «Как можно написать что-либо стоящее в моих условиях?», «Может, зря я верил ангельскому голосу или неверно понимал сказанное?».
Терзаясь подобным сомнениями и вдыхая кислый смрад двух десятков немытых тел, он никак не мог уснуть одной из череды душных ночей, до ужаса похожих друг на друга. Доносящиеся снаружи громкие восклицания, бешеный хохот и одиночные выстрелы в воздух, говорили о том, что скучающая посреди сельхоз полей охрана амбара устроила себе маленький праздник. В конце концов в его отключающемся сознании приглушенный кирпичными стенами пьяный гвалт стал таять вместе с хаосом тягостных мыслей, позволяя беспокойному сну ненадолго завладеть Паскалем. Вязкий плен забытья продолжался около часа, после чего сменился ощущениями светлой радости и абсолютной защищенности, каковые царили в самых чудесных сновидениях его далекого детства.
— Наиболее тяжелое уже позади, и очень скоро все встанет на свои места, — с теплотой произнес так долго молчавший ангельский голос.
Прозаику хотелось купаться в волшебной атмосфере радости и вечно слышать доносящийся отовсюду неземной бархатный тембр, однако ему пришлось проснуться от дикого крика. Разлепив тяжелые веки, он увидел, как в ряду коек напротив двое явно нетрезвых здоровяков из охраны амбара с пьяным усердием колошматят резиновыми дубинками тронувшегося умом бедолагу, имеющего обыкновение изрыгать ночами ругательства в адрес власть предержащих. Неожиданно его сосед по койке, до этого безвольно взиравший на зверское избиение душевнобольного, вскочил со своего продавленного ложе и несколькими ударами сбил с ног ближайшего к нему изверга. Столь безрассудный по своей дерзости поступок оказался искрой для горючей смеси ненависти, и в следующее мгновение на помощь отчаянному смельчаку со всех концов амбара с многоголосым яростным ревом ринулись бородатые мужики, не оставляя ни единого шанса двум амбалам в камуфляжной униформе. Пару минут спустя их окровавленные туши уже валялись рядом с койкой помешанного, все еще содрогаясь от ударов ног некоторых заключенных, не способных унять вспыхнувшую злость. Вдруг с интонацией средневекового моряка, увидевшего на горизонте долгожданную землю, раздался чей-то хриплый возглас:
— Двери не заперты!
В ту же секунду ватага взбудораженных узников как по команде двинулась к выходу из оборудованного под тюрьму складского помещения. В жизни не следовавший стадному инстинкту Паскаль неожиданно для самого себя повиновался импульсу толпы, схватил дневник и ринулся вслед за ней. Выскочив наружу, он на мгновение ослеп из-за ударившего в глаза луча от мощного прожектора, но не замер, а только ускорил свой бег. Когда за спиной послышалась беспорядочная пальба из автоматических винтовок, прозаик уже мог в свете полной луны различить покосившийся забор, темные очертания дальнего перелеска и исчезающую в заросшем поле дорогу.
— Бежим к зарослям! — крикнул мчавшийся по правую руку от него человек.
Лихо перемахнувший через забор Паскаль, со всех ног устремился в направлении спасительного поля, но, едва его достигнув, рухнул лицом в высокую пахучую траву. Настигшая его пуля вошла под левую лопатку, пробила легкие с сердцем и вызвала тем самым мгновенную смерть. Прозаик успел ощутить лишь мощный удар в спину, после чего его стали мягко окутывать блаженное умиротворение, светлая радость и абсолютная защищенность. Он чувствовал себя проснувшимся в разгар беспокойного сновидения о полном опасностей мире, где юность скоротечна, живые существа пожирают друг друга, для счастья постоянно чего-то недостает, а таким естественным состояниям, как творчество, свобода и любовь неизменно сопутствуют мучения, борьба и страх. Но теперь кошмар быстро таял, и все вставало на свои места…