Паскаль не стал подчищать историю своей активности в интернете, тем более уходить из соцсетей, так как решил до конца оставаться верным проповедуемым идеалам гуманизма и свободы, отвергающим любое государственное насилие, под каким бы соусом оно не преподносилось. По сути, эти взгляды пробудили в нем талант прозаика и сформировали его личность, поэтому отречение от них означало потерю себя и предательство поверивших Паскалю читателей. К тому же любившему уединение своего загородного дома и далекому от светской жизни писателю социальны сети заменяли живое общение с людьми. После же того, как в редакциях перестали отвечать на его телефонные звонки, а испуганный литературный агент и вовсе куда-то исчез, интернет стал практически единственным средством коммуникации.
Незваные, но вполне ожидаемые гости пожаловали как раз в тот момент, когда прихлебывающий свой утренний кофе Паскаль просматривал на экране телефона новостную ленту, изредка отмечая лайком понравившиеся комментарии и суждения. Точнее это был только один визитер, так как доставивший его к дому прозаика водитель остался в машине. Открывшему дверь хозяину поджарый сеньор средних лет с гладко зачесанными назад волосами представился чиновником министерства культуры и просвещения по имени Алонсо Бланко, после чего предъявил соответствующее удостоверение, хотя стройная осанка, холодный взгляд вкупе с отчеканенным приветствием выдавали в нем офицера вооруженных сил или секретной службы. Стараясь не выказывать возникшего волнения, а также прекрасно понимая неизбежность предстоящего разговора, Эррера предложил ему войти в дом, вопреки первому порыву спустить пришедшего с крыльца. Вскоре незваный гость уселся в кресло напротив хозяина, распространяя по уютной мансарде, служившей писателю кабинетом, запах дорогого одеколона.
— Не хочу отнимать ваше драгоценное время, поэтому буду прям и лаконичен, отбросив пустые предисловия, — сходу заявил Бланко, поблескивая прилизанными бриолином волосами. — Хочу предложить вам наряду с известными деятелями музыки, театра и кино активно поучаствовать в создании новой, духоподъемной, свободной от вырожденческих тенденций общественной атмосферы и популяризации деятельности Правительства национального оздоровления.
— Признаться, я настолько поражен самим фактом подобного обращения ко мне, что не могу подобрать подходящих слов, — произнес Паскаль после внушительной паузы. — Видимо, в вашем министерстве плохо осведомлены о моей скромной персоне…
— Обижаете! Следить за творчеством молодых талантливых людей первейшая наша обязанность! А сделанное вам предложение отнюдь не случайно, ведь по большому счету мы союзники. Да, да, не удивляйтесь! — широко улыбнулся сеньор Бланко, заметив слегка округлившиеся глаза сидящего напротив прозаика. — Разве не в ваших произведениях столь ярко и реалистично описывался наш разложившийся госаппарат, а особенно губительные последствия его деятельности для будущего страны, избежать которые удалось лишь благодаря решительной воле честных офицеров?
— Так-то оно так, вот только я убежденный антифашист, поэтому считаю государственный произвол с его презрением к правам и свободам граждан, тотальной цензурой, репрессиями и террором в отношении посмевших иметь свое мнение куда более страшной бедой, чем повальная коррупция, — без обиняков ответил Паскаль.
Высказанным в столь категоричной форме суждением Эррера исключил для себя возможность какого-либо соглашения с представителем министерства, отчего сразу же ощутил всякий раз приходящую после принятия окончательного решения легкость.
— К сожалению или счастью, законные методы оказались неэффективны в борьбе с много лет правящим мафиозным режимом, а близкий вашему сердцу либерализм давно себя дискредитировал и стал бы только помехой при выполнении задач, стоящих перед Правительством национального оздоровления. Неужели так трудно осознать очевидные факты!? — с явным раздражением произнес сеньор Бланко, доставая из кармана своего серого пиджака серебряный портсигар. — Выкорчевать глубокие корни коррупции, остановить деградацию и разложение можно только железной рукой, отбросив ложный гуманизм и постоянные оглядки на насаждаемые извне принципы так называемого ненасилия. Вас же просят лишь выразить публичную поддержку тем людям, которые имели смелость взяться за столь тяжелый, иногда грязный и часто неблагодарный труд во имя восстановления справедливости и порядка в нашем отечестве.