– Это?
Святослав Владимирович смотрит на портрет, тихо говорит, почти шепчет:
– Видишь, какая беда у нас, Белла…
Вздохнув, подходит к столу, наливает в стакан водку, но тут же отодвигает его:
– Это моя первая жена, мама Игоря.
В растерянности Изольда произносит первое пришедшее в голову:
– Красивая.
– Да, красивая. Она еврейка. Когда началась война, я был в Москве, на курсах по усовершенствованию врачей, а они с Игорем остались вдвоем.
Святослав Владимирович помолчал, допил водку и продолжил:
– Я только в сорок пятом, после демобилизации смог вернуться в Минск. Дом был разрушен. Соседи рассказали, что Белла с Игорем попали в облаву еще в августе сорок первого. Одной женщине показалось: Белла сумела вытолкнуть сына из большой черной машины, в которой их вывозили, но она не была уверена…
Я обошел все дома, домишки, лачуги в округе, всех расспрашивал. Кто-то рассказал о женщине, у которой после ухода немцев объявился маленький ребенок. Это и была Ксюша. Игорю к тому времени уже шесть лет стукнуло, но он на них не выглядел: худой, прозрачный почти. Да и с чего там было толстеть… Ксюша три года его в подвале держала, чтобы ни немцы, ни кто-нибудь из соседей не прознали и не донесли. Каждую свободную минуту к нему бегала, спали вместе, а свечу она оставлять ему боялась, чтобы нечаянно дом не спалил. Так в темноте и жили, поэтому и зрение у Игоря такое. Оно от рождения у него слабое было, а это еще усугубило… Игорь Ксюшу мамой называл, и она его любила безмерно. Она грубоватая, но тому, кого любит – всю себя отдает.
Вздохнул, исправился:
– Отдавала… Я это сразу понял. И понял, что не смогу забрать Игоря у нее…
Изольда слушала, боясь пошевелиться.
Святослав Владимирович помолчал, походил по комнате, словно искал кого-то и не находил:
– Ты прости меня, девочка. Я должен был отговорить Игоря от этой операции. И Виктор ведь предупреждал, что шансов очень мало.
– Игорь сказал: «Пятьдесят на пятьдесят» …
– Да какие там пятьдесят… Но он так хотел нормально видеть, что и я, старый дурень, понадеялся на чудо… Он говорил, что принцессы достойны чудес. А ты для него такой и была. Как видишь, не получилось…
Изольде хотелось сказать что-то очень важное, чтобы отец Игоря понял, что она никогда не оставит их с Игорем. Но то, что приходило в голову казалось совсем наивным и детским.
Какая из нее принцесса… Принцессы не плачут и добиваются своего. Так говорил папа. И она добьется. Они поймут: тому, кого она любит…
Изольда даже про себя не договорила фразу до конца. Разве дело в словах…
Осторожно вынула стакан из руки Святослава Владимировича:
– Я уберу, хорошо? А вы ложитесь. Постарайтесь заснуть…
Принцесса и море
– Море… Ты еще помнишь меня?
Она не прошептала, лишь подумала так, а море подкатилось белой пеной к ее ногам. Запах водорослей, от которого она отвыкла, вскружил голову, глаза сощурились: иначе не рассмотреть: что там, у горизонта.
– Мам, я в воду, да?
Обувь, джинсы, свитер полетели на песок и бледная, худая фигурка сына оказалась в воде.
– Ой, ой-ой, – сбитый с ног парнишка пытается подняться, но волны снова и снова накрывают его с головой, оттаскивая от берега.
Трехлетнего Мишку, вознамерившегося последовать примеру старшего брата, Игорь поймал за руку и крепко прижал к себе. Тот вырывался и требовал: «Мо-ое… Хосю мо-ое».
– Сначала научись «р» выговаривать, тогда пойдешь в море.
Хорошо, что Лялька в последний момент все-таки всунула полотенце:
– Знаю я, как вы купаться не будете. Еще ни одного не видела, кто первый раз оказавшись на море, не попытался бы окунуться.
Дрожащего Павла растерли, завернули в куртку Игоря.
Изольда обняла сына, чтобы быстрее согрелся и вдруг почувствовала: как же она устала. Не от тягот долгой дороги с незрячим мужем и двумя мальчишками, постоянно изобретавшими новые каверзы; от неожиданно показавшихся такими долгими десяти лет, за которые они практически ни разу не расставались.
Села, притянула к себе на колени сына, а свободной рукой машинально все набирала песок в горсть и просыпала его между пальцев. Словно дни, заполненные до отказа домашними делами, проблемами мальчишек, статьями Игоря, его диссертацией, ее так и ненаписанной…
Игорь пошарил рукой, сел рядом. Смешной, длинноногий, в черных джинсах, белой рубашке – похожий на белорусского аиста. Попросил:
– Расскажи.
Вздохнула:
– Попробую. Вдали, где море сливается с небом, вода темно-синяя и кажется, чуть подрагивает.
Помолчала, подыскивая сравнение:
– Будто солнечные лучи прорываются между туч и мочат в ней пятки. Ближе к нам появляются серо-синие краски, потом бирюзовые… Они все время меняются, цвета переливаются из одного в другой, как бархатная ткань изменяет свой оттенок на складках. Из складок вырастают волны. Сначала маленькие, потом все выше, выше, наконец взлетают, изгибаются дугой и падают с высоты, превращаясь в пену. Выбрасывают на берег ракушки, отполированные стеклышки, водоросли и, шипя, возвращаются назад.