– Эй, дочка, а вот и твой принц на белом коне.
Медсестра разрешила мне переложить Карен на каталку. Господи, какой же она оказалась худой и легкой! У меня было ощущение, что я держу в руках несколько щепок, не больше. Я ведь не обнимал Карен с того вечера в лесу на склоне. Я заглянул ей в глаза, наши зрачки встретились, но контакта не произошло. Я словно ткнулся взглядом в глаза аквариумной рыбки, нет, даже фотографии аквариумной рыбки. Живот ее вздулся, как опухоль на стариковской шее.
Через некоторое время я припарковал свой «датсун» на Чартвел-драйв, где должен был проходить выпускной вечер. Стены из натурального камня, живая изгородь, карликовые кусты. Светило яркое солнце. Мне вдруг показалось, что я проспал всю дорогу от больницы – впрочем, машина и я сам остались в целости. Вынимая ключ из замка зажигания, я подумал, что ведь Карен запросто может никогда не проснуться. Я же видел ее глаза, они мертвы. Моя шапкозакидательская надежда куда-то пропала, уступив место чувству потери и отчаянной горечи. Я сидел в машине, всасывая в себя воздух, напрягая грудную клетку, прячась от проходивших мимо одноклассников. Мне все же не хватало воздуха, живот ныл так, словно я только что сделал штук двести приседаний. Вдруг кто-то деликатно постучал в окно машины; дверца чуть-чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель я увидел Венди в странном, сшитом ею самой желтом платье; прическа ее больше всего походила на пучок медных телефонных проводов. Она скрючилась, чтобы не попадаться никому на глаза. Я промычал что-то невнятное, она посмотрела на меня и спокойно сказала: «Ричард, Карен была бы сейчас здесь». Я кивнул, и мы оба посмотрели вверх, на потолок машины – с никотиновой желтизной, отпечатками Гамильтоновых ботинок, следами тычков зонтиком и сигаретными ожогами.
Венди сказала: «И Джаред…» – и вдруг села, скрестив ноги, прямо на щебенку – камешки примяли ей платье, и из этих камешков она стала машинально строить пирамидки – этакие грустные тотемные столбики.
– Джаред тоже должен был быть с нами. – Венди вздохнула и расслабила плечи; я тоже слегка расслабился. – Я была в него влюблена, – добавила Венди.
– Ну да, я думаю, многие догадывались, что ты по нему сохнешь, но… только ты не обижайся… Правда, Венди, если уж на то пошло, то запишись в список и стань в очередь. Он переспал, наверное, с половиной класса.
– Я об этом никому не говорила, ну, о том, что люблю Джареда. Даже маме. Смешно как-то получается. Как произнесла эти слова – выпустила их наружу – они стали значить совсем другое.
Взмахом руки она снесла старательно выстроенную пирамидку.
Я же сказал:
– Они бы сегодня были в центре внимания. Они бы просто блистали…
Мимо нас по дороге проносились мощные машины. Из здания долетали вопли Боба Сигера. Я успокоился. Дышать стало легче, и я сел нормально.
– Пойдешь туда? – спросила Венди.
– Вообще-то не тянет.
– Давай съездим куда-нибудь, прогуляемся. А с нашими потом пообщаемся, в гостинице.
Мы доехали до долины реки Капилано, где, оставив машину, пошли пешком по тропинкам. Говорили мало, что было к лучшему. На нижней ветке одного из кленов мы нашли гнездо дрозда с тремя крохотными птенцами – слабые шейки, бесперые головки. Они ждали, когда мама-птица притащит червяка. Солнце светило по-прежнему ярко, пробиваясь сквозь листву снопами прожекторных лучей – прямо в стиле слащавых картинок из серии «Иисус-любит-тебя». Птенцы были словно подсвечены изнутри – этакие елочные игрушки или лампочки с гирлянды. Каждая вена проступала со всей отчетливостью, каждое чуть заметное перышко, глазки, разинутые клювики. А потом такой же луч упал на платье Венди, и у меня перехватило дыхание.
– Ричард, ты что-то скрываешь. Я права? Ричард?
– Да.
– Можно, я попробую угадать? Если получится, ты не обманывай, подтверди. Согласен?
– Идет.
– Карен беременна.
Я обернулся.
– Да.
– Какой срок?
– Шесть месяцев.
– Я так и думала. – Подняв кленовый лист, она стала смотреть сквозь него на солнце. – Ну, а ты как?
Я швырнул палочку.
– Я еще слишком мал, чтобы быть отцом. Слишком мал, чтобы быть вообще кем-либо. Мне всего семнадцать лет. Я еще живу с мамой-папой. Во все это просто не верится. Только ты никому не говори, ладно?
– Могила, – буркнула она, снимая травинку с платья. – Это будет… как если бы частичка Карен вернулась. Я по ней так скучаю. Мы ведь никогда не говорим об этом. Но мне ее очень не хватает. Тебе тоже?