Перед ней та самая крытая соломой избушка, серебрящаяся в солнечном свете. Сама Кертту притаилась на земле, в лесу. Аксель Вибке и трое датских военнопленных исчезают за дверью. Начальник службы безопасности Шёрнер шепчет девушке на ухо:
— Иди и позови их.
Она качает головой.
— Иди, — повторяет он, — тогда все пройдет тихо.
И она выходит на поляну. Направляется к избушке и зовет Акселя.
Один раз, другой.
И вот он выходит на крыльцо. На его улыбающемся лице написано удивление. За ним появляются и датчане.
Немцы выходят из-за деревьев. Они одеты в гражданское, но пистолеты в руках говорят сами за себя. На ломаном шведском Шёрнер приказывает Вибке и датчанам положить руки на затылок и опуститься на колени.
Кертту садится на мох. Она хочет, чтобы Аксель понял: ее принудили совершить предательство. Она не допустит, чтобы он думал о ней плохо. Но Шёрнер уже догадался о ее желании и вовсе не намерен ей подыгрывать. Он подходит к девушке, не сводя пистолета с Акселя Вибке, и ласково гладит ее по щеке.
Кертту не видит, как смотрит на нее Аксель, но чувствует его презрение.
Шёрнер подносит пистолет к голове Вибке и заявляет, что хотел бы знать, кто его приятели.
Аксель отвечает, что он не понимает, что имеет в виду Шёрнер, что он…
Большего Аксель сказать не успевает, потому что немец резко направляет оружие в другую сторону и спускает курок.
Проходит пара секунд — и двое датчан падают в траву. Из уха Акселя хлещет кровь — это Шёрнер ударил его своим пистолетом. Немцы переглядываются.
Кертту бьется в истерике, но ее крик поглощает тишина леса. Колени ее дрожат. Она опускает глаза в землю и видит под ногами цветы очанки и белозора. Потом слышит, как щебечут синицы на ветках и воркуют лесные голуби.
Она снова начинает различать стебельки кукушкина льна, лишайник и олений мох, в то время как Шёрнер толкает Акселя в живот и велит ему войти в избу.
Кертту останавливает взгляд на отцветающих кустах багульника и можжевельника, пока один из немцев ставит Акселя спиной к стене, а Шёрнер пронзает ему руку его же собственным ножом, пригвождая к поросшему серебристым лишайником дереву.
— Говори! — кричит на Акселя Шёрнер.
Но тот молчит.
Кертту видит его белое лицо. Потом он теряет сознание, а перед ее глазами мелькают ягоды голубики, черники и брусники.
Вдруг Шёрнера охватывает ярость, и он начинает выкрикивать проклятья. Он вытаскивает из стены нож и бьет Акселя по лицу, пытаясь привести его в чувство.
Но Аксель не подает признаков жизни.
А потом Кертту слышит три выстрела. «Не может быть, не может быть…» — повторяет она. Один из немцев возвращается к машине и берет канистру с бензином. А потом избушка вспыхивает, словно сухое дерево.
Как нахваливал Шёрнер Кертту, возвращая ее Исаку! А потом, взяв ее за подбородок, говорил, что теперь он знает: на эту девушку можно положиться. И добавил, что ее ждет достойное вознаграждение. Правда, придется немного подождать. Но Шёрнер лично проследит, чтобы ей заплатили сполна.
Исак смотрит на капли крови на лице Шёрнера. Он уже несколько раз велел Кертту садиться в машину, но она будто не слышит. Наконец, один из немцев поднимает ее в кабину грузовика.
Через несколько дней в газете «Норрботтенский курьер» появляется заметка о пожаре в лесной хижине. Журналист пишет, что личности трех человек, погибших вместе с Акселем Вибке, так и не удалось установить. И это был единственный раз, когда свежую газету не положили Исаку на стол. Однако он не возмущался и ни о чем не спрашивал Кертту. И она тоже ничего ему не говорила. Супруги Крекула хотели как можно скорей обо всем забыть.
Никакого вознаграждения им так и не выплатили. Шёрнера они больше не видели. Начальник службы безопасности Циндель сообщил в сентябре, что в транспортном самолете из Нарвика, который должен приземлиться в Курраваара, есть для них посылка.
Однако и Исак, и Юханнес Сварваре, и еще трое парней, помогавших им с погрузкой, напрасно ждали тот самолет весь вечер и половину ночи. Больше об этой истории супруги Крекула не вспоминали.
Исак выяснил, что самолет исчез. Кертту представляла себе, как его останки валяются где-нибудь в лесу, и боялась, что рано или поздно их кто-нибудь найдет. И там же обнаружится черный портфель и кожаная записная книжка Шёрнера, а вместе с ней всплывет и вся правда про Лису-Кертту, немецкую лазутчицу. Каждый год, когда приходила пора сбора ягод, Кертту буквально заболевала от охватывавшего ее беспокойства.